Красавицы Бостона. Распутник
Я схватил трубку, но не произнес ни слова. Ждал, пока мама сделает первый шаг.
– Дэвви? Ты слышишь?
– Мамуля. – Я не любил это ласковое обращение – произнося его, становился похож на четырехлетнего ребенка, но, к сожалению, аристократы часто разговаривали так, будто еще не выросли из подгузников.
– Ох. Дэвви. Я убита горем! Ты сидишь?
Я остался стоять и оглядел свой кабинет, оформленный в старомодном стиле: потолок с кессонами, встроенная мебель и огромный письменный стол.
– Да.
– Папа скончался сегодня ночью.
Я ждал, что что‑то почувствую – хоть что‑нибудь – в свете новостей о кончине отца. Но, хоть убейте, не смог.
Большую часть моего детства Эдвин Уайтхолл напоминал мне о том, что я недостаточно хорош. Он не оставил мне иного выбора, кроме как сбежать со своей родины, из своей страны, и отказал мне в самой существенной привилегии – самому выбрать себе жену.
Я нисколько не горевал в связи с его кончиной. И пусть я поддерживал близкие отношения с матерью и Сесилией, он все равно отказывался меня видеть, пока не женюсь на Луизе Бутчарт, на что я ответил: «Не грози мне весельем».
С тех пор я отрывался по полной.
– Какой ужас, – невозмутимо сказал я. – Как ты?
– Я… – она шмыгнула носом, – н‑нормально.
Вообще‑то, судя по голосу, отнюдь не нормально.
– Все случилось внезапно? – Я прислонился бедром к столу, сунув руку в передний карман брюк. Я знал, что так и было. Мама взяла за правило в подробностях рассказывать мне о его игре в гольф и охоте.
– Да. Сердечный приступ. Я проснулась утром, а он лежал рядом и никак на меня не реагировал.
– Это я понял, но когда ты выяснила, что он мертв? – пробормотал я себе под нос. К счастью, она меня не услышала.
– У меня просто в голове не укладывается. – Она снова разразилась слезами. – Папы… не стало!
– Ужас, – тупо повторил я, испытывая тихую бесстыдную радость. В мире для нас с Эдвином было слишком мало места.
– Он так сильно хотел тебя увидеть, – всхлипнула мама. – Особенно в последние несколько лет.
Я знал, что это правда. Не потому, что скучал по мне (боже упаси), а потому, что я приходился истинным наследником его имущества, денег и титула маркиза. Все, что Уайтхоллы ценили и за что ратовали, лежало у моих ног, и отец хотел убедиться, что я не пну все это куда подальше.
– Мои соболезнования, мамуль, – сказал я с искренностью продавца подержанных автомобилей.
– Ты приедешь на похороны?
– А когда они? – спросил я.
– На следующей неделе.
– Черт побери. – Я сделал вид, будто страшно расстроен. – Не уверен, что смогу вырваться. У меня встречи по слиянию назначены одна за другой. Но я непременно приеду поддержать тебя, как только смогу.
С тех пор как я переехал в Штаты, мама и Сеси навещали меня дважды в год. Я всегда развлекал их, осыпал подарками и заботился о том, чтобы они были счастливы. Но возвращение в Англию ради того, чтобы выказать Эдвину уважение, входило в число нравственных ошибок, с которыми я не смог бы смириться.
– Рано или поздно тебе придется приехать, Дэвон. – Ее голос стал тверже. – И не только для оглашения завещания. Как ты знаешь, замок Уайтхолл‑корт теперь официально принадлежит тебе. Не говоря уже о том, что после кончины Эдвина ты стал маркизом. Самым востребованным холостяком в Англии.
Самый востребованный холостяк в Англии, скажешь тоже. Выйти замуж за члена королевской семьи – даже хуже, чем выйти за мафиози. Кармеле Сопрано[1] хотя бы не приходилось иметь дел с фотографами из «Дейли Мейл», которые снимали содержимое ее мусорного ведра.
– Я приеду, чтобы передача имущества и средств прошла гладко, – сказал я. – И конечно, чтобы поддержать вас с Сеси. Как она?
– Плохо.
Мать жила в замке Уайтхолл‑корт, как и моя сестра Сесилия со своим мужем Дрю. Я собирался передать замок им (все равно ни за что не стану жить в этом чертовом месте), а также выделять ежемесячное содержание, чтобы им жилось комфортно.
– Я приеду, как только смогу. – Что, надо отметить, все равно случится раньше, чем хотелось бы.
В последний раз я виделся с матерью год назад. Гадал, как она сейчас выглядела. Была ли все так же трагически прекрасна и с ног до головы облачена в черные шелка? Сохранила ли привычку пить после полудня чай с подругами, позволяя себе половинку песочного печенья, которую потом сжигала на беговой дорожке?
– Прошло уже больше двадцати лет, – сказала она.
– Я умею считать, мамуль.
– И хотя мы часто виделись… без тебя здесь все не то.
– Это я тоже знаю. И сожалею, что мне пришлось уехать. – Я не сожалел. Бостон меня вполне устраивал. Он был разнообразным в культурном отношении, грубым по своей природе и пропитанным историей, совсем как Лондон. Но без преследовавших папарацци или тетушек из высших слоев общества, которые подбрасывали своих дочерей ко мне на порог в надежде, что я возьму одну из них в законные жены.
– Ты с кем‑нибудь встречаешься? – Голосом мама была похожа на убитую горем вдову, как я – на Селин Дион. Я подумал, что все это из‑за шока.
– Со многими. Я, как тебе хорошо известно от друзей за океаном, общепризнанный распутник.
А это правда. Я любил женщин. Без одежды – еще больше. И я взял за правило перебирать их, как утренние газеты – одного раза вполне достаточно, а на следующий день необходимо взять другую.
– Каким был и твой отец до определенного момента, – задумчиво произнесла мама.
Я взял деревянную коробку для сигар и покрутил ее в руке.
– Этот момент настал не после замужества, так что не горюй по нему слишком сильно.
Мать захныкала в знак протеста, но сменила тему, понимая, что уже слишком поздно убеждать меня, будто мой отец вовсе не был чудовищем.
– Луиза снова одинока. Ты должен был об этом слышать.
– Не должен был. – Я поставил коробку обратно на стол, и ноздри наполнил запах выдержанных листьев табака, амбры и мускуса.
Меньше всего мне нравилось говорить с матерью о Луизе, хотя речь о ней заходила довольно часто. Меня так и подмывало обмотать провод телефона вокруг своей шеи и потянуть.
[1] Кармела Сопрано – вымышленный персонаж, жена босса мафии Тони Сопрано в сериале «Клан Сопрано».
