Красная карма
– Привет! – сказал ему Эрве, исполнявший роль посла. – Отличная речуга!
Оратор передернул плечами, поправляя свою хламиду:
– Вот в этом‑то и проблема.
– Что ты имеешь в виду?
– Еще одна речь… Еще какие‑то слова… А ведь настало время действовать!
– А по‑моему, с самого начала месяца народ здорово бурлит, разве нет?
Студент «Эколь Нормаль» поднял с земли белый шарф и обмотал им шею – точь‑в‑точь боксер, покидающий ринг.
– Ты про этих маменькиных сынков, которые бросаются камешками в полицейских? – с усмешкой спросил он.
Мерш решил вмешаться: ему казалось, что перед ними стоит монах‑фанатик, анахорет пустыни, сжигаемый собственными убеждениями.
– Да ведь половина Франции и так уже бастует!
– Ну и что толку? Трудящиеся все равно работают на капиталистическую систему. Приходят к хозяевам клянчить добавку, как милостыню. Прямо сейчас, когда мы с вами беседуем, профсоюзы позорно унижаются перед Помпиду.
Жан‑Луи заметил засохшую слюну в углах губ у парня – может, пьет антидепрессанты. Господи, неужели все эти маоисты вконец свихнулись?!
– Ну и что ты проповедуешь? – спокойно спросил Эрве.
– Революцию – настоящую, которая сметет все. Мао верно говорит: «Власть находится на конце ружейного ствола».
– Больницы уже и так переполнены ранеными, – заметил Мерш.
Фанатик усмехнулся:
– Вы думаете, это и есть революция? Пока что я не видел ни одного убитого сыщика. Скоро студенты вернутся в аудитории, а рабочие, поджав хвост и добившись прибавки, – к своим станкам. Несчастный, жалкий буржуазный мир…
Братья молча переглянулись: с этим ненормальным было бесполезно дискутировать. Да они и пришли сюда не для разговоров о политике.
– Ты знаешь такую девушку – Сюзанну Жирардон? – внезапно спросил Эрве.
Тот молча ухмыльнулся.
– Так знаешь или нет? – повторил Мерш, начиная терять терпение.
– Ну знаю, и что?
– Нам сказали, что у нее есть дружок среди ваших.
– Дружок? Да они все через нее прошли, еще бы…
Бедная загубленная Сюзанна – не такой эпитафии она заслуживала…
– А ты, случайно, не преувеличиваешь? – одернул его Эрве.
Маоист указал им на сад, где сидели на траве группы студентов – болтая, споря, затевая новые акции.
– Вожделение, – пробормотал он, – вот еще один враг революции… – И, обернувшись к братьям, пристально взглянул на них, сказав при этом: – Нельзя поддаваться вожделению, оно разлагает людей, понятно вам?
– Нет.
– Сюзанна оскверняет нашу чистоту. Крадет ее у нас. Причем эта осквернительница выбирает себе дружков среди тех, кто больше всего предан делу революции, и тем самым развращает их!
– Ну и кого же она развращает прямо сейчас?
Маоист искоса взглянул на братьев:
– А к чему эти вопросы?
– Сюзанна нигде не появлялась после пятничной демонстрации, мы за нее волнуемся.
Левак ответил им сальной усмешкой:
– За такую девчонку волноваться не стоит. Вы всегда найдете ее в каком‑нибудь укромном уголке…
– Так с кем же она в этом уголке?
Тот скривился и презрительно бросил:
– С Массаром. С Дени Массаром.
– И где его найти?
– Только не здесь. Он теперь принадлежит к иному миру.
Парень произнес это полушепотом, не то почтительно, не то загадочно.
– Что? К какому миру?
– Это посвященный.
– Что‑что? – переспросил Мерш.
– Я тебе потом объясню, – шепнул ему Эрве.
Жан‑Луи уловил перемену в его голосе. Словно речь зашла о святом… а может, о дьяволе… поди пойми.
– И где его искать? – спросил Эрве.
– Забастовочный пикет «Ситроена», Порт‑де‑Шуази.
Жан‑Луи повернулся и тихо приказал:
– Сваливаем.
Братья уже выходили из сада, когда до них донесся голос маоиста:
– Он выше всех, он повелитель!.. Царь!
35
– Ты должен кое‑что понять, – объяснил Эрве брату, когда они сели в «дофину». – Маоисты страдают одним комплексом…
– Ты уверен, что только одним?
– Они страдают оттого, что не являются рабочими. По сути дела, их идол – не сам Мао, а народ, народные массы. Но что бы они ни говорили, что бы ни делали, все равно сами они останутся мелкими буржуа, которые всегда жили в достатке и никогда не страдали.
– Потому что им ко всему прочему полагается еще и страдать?
Они снова ехали по улицам сквозь этот послеполуденный зной, точно дергано плыли в лодке по зеркальным водам озера. Правда, под скрипы и скрежет дряхлой «дофины», которые она издавала при каждом толчке. Не машина, а ржавая консервная банка с несколькими жалкими лошадиными силами под капотом – вот что это такое.
– Каждый настоящий маоист стыдится своего происхождения. Ему хочется быть пролетарием, благоговеть перед пролетариатом.
– Да, я уже заметил, что им незнакомо чувство юмора. Но ты мне так и не разъяснил, что такое посвященный и с чем его едят?
