Круговорот благих намерений

– Это торт‑мороженое, – пояснил Петя и присел рядом. – Ешь, вкуснее ты точно ничего не пробовала. Ты разве не знаешь, что все Снегурочки едят торт‑мороженое в Новый год?

Девочка очень аккуратно отломила кусочек и положила в рот.

– Вкусно! – удивилась она.

– Конечно, вкусно, – улыбнулся Петя, видя, что девочка успокоилась, и тоже набрал полную ложку мороженого. – Моя бабушка, которая готовила торт лучше всех, говорила, что такой торт‑мороженое надо есть непременно столовыми ложками и никак иначе.

– И обязательно в Новый год? – серьезно спросила девочка, отправляя вторую ложку в рот.

– Обязательно. В новогоднюю ночь, если ты хочешь, чтобы твое желание исполнилось, ты должен съесть торт‑мороженое, ну, вроде как задобрить Деда Мороза. – Пётр понимал, что девочке надо отвлечься от черных мыслей, а лучшего способа он не знал. – Тебя как зовут?

– Олеся, – тихо сказала девочка, уже окончательно успокоившись.

– А меня дядя Петя, – представился он.

– Я знаю, – кивнула она, – вы наш сосед снизу. Мама называет вас Петька‑детдомовец.

Он еще раз внимательно посмотрел на девочку. Получается, это дочка соседки сверху, которая постоянно водит мужиков и кутит с ними до утра. Он даже не предполагал, что там еще и ребёнок растёт.

– Я нарядилась, – начала рассказывать девочка, решив, что они с Петром уже не чужие люди. – Мы собирались Новый год с мамкой отмечать, она даже обещала не пить сегодня, так, немного только, но прям перед праздником пришел к ней хахаль, и всё. Она меня из дому выгнала. А я стих выучила…

От обидных воспоминаний у нее вновь набежали на глаза слезы.

– Так рассказывай мне, – предложил Пётр. – Знаешь, я жуть как люблю слушать стихи.

Девочка сначала смутилась, но потом встала и, даже немного улыбнувшись, прочитала стихотворение:

 

Дед Мороз, скажи скорее,

Что в мешке ты мне принёс.

Может, книжку с Бармалеем

Или новый паровоз?

 

Куклу, платье, мандарины,

Мячик и печенье,

Золотые апельсины –

Начинай веселье!

 

– Теперь твоя очередь, – сказала она Пете.

– Я стихов не знаю, но одна новогодняя песенка в моем арсенале имеется, – усмехнулся он и стал напевать:

 

Праздник зимний к нам идёт, каждый в мире чуда ждёт,

И под ёлкой притаился дружный хоровод…

 

Когда песня закончилась, девочка удивленно посмотрела на Петра и сказала:

– Дядя Петя, а будьте моим папой. Понарошку. Просто у всех есть папы, а у меня нет. Так ведь не должно быть, верно? У всех детей должен быть папа. В школе меня все называют недоделанной из‑за этого, а я приду после каникул и скажу, что мой папа нашелся, и если кто‑то будет меня обижать, он придет и разберется. Пожа‑а‑алуйста! – На последнем слове маленькая девочка сложила руки в умоляющем жесте.

– Договорились, – сказал Пётр, сам от себя такого не ожидая.

Когда девочка заснула, сидя на старых санках и положив ему голову на плечо, Пётр подумал, что вполне мог бы быть ее отцом, разница в возрасте у них была лет девятнадцать.

«А может быть, это мой шанс спасти чью‑то жизнь? – вдруг подумалось ему. – Чтоб дегенератка‑мать не загнала девчонку в пропасть своим воспитанием. Может, это и мое спасение? Как человека, боящегося потерь и оттого страшившегося иметь любую привязанность».

Эти мысли крутились в голове, пытаясь сложиться в какую‑то действительно достойную теорию, но рассыпались от усталости. Пётр решил, что подумает об этом завтра. Сейчас же он точно знал одно: на данный момент эта маленькая восьмилетняя девочка самый близкий для него человек. Его дочь – Снегурочка, пусть и понарошку.

 

Глава 4

 

Самое страшное в жизни – одиночество, об этом знают все.

Знают все, но истинный ужас понимают только испытавшие его, при одном только слове у них начинается тихая паника. Я видела, как после смерти отца привыкала жить одна моя мама. Она, человек, выросший в семье, где было восемь детей, впоследствии имевшая и свою большую семью из пяти человек, вдруг осталась одна. В таких ситуациях, по статистке, морально справляется очень мало людей. Она справилась. Насколько трудно ей было? Желаю вам этого никогда не узнать.

Юлия Ефимова. Ненаписанная биография

 

Часы показывали 6:30 утра тридцать первого декабря, но Валера уже не спал, он просто лежал в кровати и смотрел в идеально белый потолок. Сейчас он поймал себя на странном ощущении, что в голове пусто. Валерий попытался наполнить ее мыслями, но ничего не получалось. Обычно в голове роились одновременно тысячи планов и задач, а сейчас он просто не мог заставить себя думать о чем‑то еще, кроме Леи. Даже мысли о завтраке плавно перетекали в то же по‑прежнему больное русло.

Он вспоминал, как она готовила по утрам яичницу‑глазунью и очень расстраивалась, когда желтки прожаривались полностью, ведь Валера так любил их намазывать на теплые тосты. Она словно жила только для него, всю свою недолгую жизнь стараясь сделать своего мужчину счастливым.

Прошло десять лет, а боль всё не уходила, она стала тупой, к такой привыкаешь и с ней живешь, деля одну судьбу на двоих, и уже не представляешь без нее своего существования.

Нет, конечно, изменения всё же происходят, еще пять лет назад от таких мыслей он бы уже корчился от судорог во всем теле и выл в голос. Сейчас же просто сильно затошнило и все мышцы напряглись, как перед решительным прыжком.

Надо заставить себя встать и сварить кофе. Любое действие всегда уменьшает боль, действие всегда возвращает в реальность, действие помогает. В первые дни после трагедии именно так он вытягивал себя из бездны.