Кто-то просит прощения
Ответ прозвучал настолько спокойно и естественно, что сосед не уловил нахальный подтекст и объяснил:
– Люди пытаются спать.
– У нас ночной рейс, если вы не заметили, – добавил второй мужик.
– А вы правда спите в самолёте? – притворно изумился Александр.
– Да.
– Разумеется.
– То есть вас совсем не пугает, что вы находитесь на высоте десять тысяч метров и со скоростью девятьсот километров в час мчитесь в весьма условном направлении? Будучи запертыми в железяке, весом девяносто тонн? Вы вообще можете себе представить девяносто тонн? Я в армии танкистом служил, знаете, сколько танк весит? Сорок тонн. В два с лишним раза меньше. И он по земле ползает, понимаете? Ему падать некуда. Хотя с чего там падать? Вы способны поднять сорок тонн? Мало кто может. И танк сам себя высоко не поднимет, разве что прыгнуть может, если разгонится, и то недалеко. А мы сейчас на десяти тысячах метров! Вы знаете высоту Эвереста? Восемь километров. Знаете, сколько до него отсюда спускаться надо? Например, на санках? Два километра строго вниз. – Александр указал глазами на пол. – А наши санки весят девяносто тонн, и возникает вопрос: как они вообще на такую высоту взобрались?
Мужики переглянулись.
– Иногда нужно задумываться над тем, что нас окружает, – серьёзно и с большой грустью произнёс Александр. – И тогда сон уходит сам собой. – После чего вновь повернулся к Феликсу и как ни в чём не бывало поинтересовался: – Так на чём мы остановились? – Но ответить не позволил: – Ты по какому ведомству проходишь?
– На государевой службе, – сказал Вербин, мысленно отдавая должное проницательности попутчика.
– Не в налоговой?
– Нет.
– Всё равно неплохо, – поразмыслив, решил Александр. – Времена сейчас непростые, лучше быть поближе к казне. У тебя во фляжке что?
– Ты заметил фляжку? – искренне удивился Феликс.
– Я по молодости в пограничных войсках служил, – ничуть не смущаясь, рассказал «танкист». – Глаз намётан, знаешь ли. Так что припас?
– Виски.
– Отлично, – одобрил Александр. – Я после него сплю, как младенец. – И вызвал стюардессу. – Олечка, солнышко, завари нам с другом, кофе, пожалуйста, спасибо, звёздочка моя. – Улыбнулся вслед удаляющейся девушке и продолжил: – После кофе я тоже сплю, но не как младенец, а как взрослый мальчик. Такой, знаешь, лет тридцати пяти… – Блондин неожиданно замолчал, внимательно посмотрел на Феликса и спросил: – Почему ты всё время молчишь? Расскажи что‑нибудь о себе.
* * *
Волосы разметались по подушке. Глаза закрыты, а рот чуть приоткрыт. Дыхание ровное.
Спит…
Немного беспокойно, но точно спит. Кулачок левой руки крепко сжат, как, бывает, сжимают его младенцы.
Маленькая…
Впрочем, не такая уж и маленькая.
В комнате жарко, во сне Лера скомкала одеяло в ногах, а свободная футболка – её единственная одежда, задралась, и теперь девушка лежала обнажённой, а поскольку мужчина, которого Лера знала под именем Аркадий, наблюдал за ней с помощью видеокамеры, в некоторые моменты ему начинало казаться, что он видит затянувшееся вступление к фильму для взрослых. Камера была дорогой, с хорошим разрешением, и бросив на картинку несколько взглядов подряд, Аркадий рассмеялся, пробормотал:
– Это неизбежно. – Приблизил изображение и стал медленно, очень внимательно разглядывать спящую красавицу.
Не толстенькую, но изящно округлившуюся молодую женщину с покатыми плечами, небольшой, на «троечку», но очень красивой грудью с крупными тёмными сосками, и тонкой талией, подчёркивающей крепкие бёдра. Ни намёка на юношескую худобу, что Аркадию очень нравилось – он любил, когда молодые девушки могли похвастаться развитой женственной фигурой. Глаза у Леры были тёмными, маленькими, но очень яркими, живыми и смешливыми. Сейчас закрыты, но Аркадий их прекрасно помнил. Ему нравилось в них смотреть. Завершали картину чёрные брови, аккуратный носик и полные, чётко вырезанные губы идеальной формы. Девушка возбуждала Аркадия. А когда она перевернулась на живот, показав камере округлую попу, мужчина пробормотал:
– Нет, это невозможно. – И отвернулся от монитора, на который шла «картинка» с камеры.
И улыбнулся, подумав, что может в любой момент, когда только пожелает, войти в комнату и полюбоваться спящей девушкой. Прикоснуться к ней. Поцеловать. И даже взять её. Но в подглядывании была своя прелесть, приносящая необычное, ни на что не похожее наслаждение. Ведь Лера не знала, что Аркадий за ней наблюдает, и вела себя естественно, очень по‑настоящему, что умиляло и возбуждало мужчину. Возбуждало настолько, что он с трудом заставлял себя переставать любоваться Лерой.
Но и дела сами себя не сделают. Тем более – важные дела.
Аркадий вернулся к ноутбуку, который успел свалиться в «спящий режим», запустил программу, положил руки на клавиатуру, собираясь поработать, но понял, что видит не цифры и буквы, а раскинувшуюся на кровати Леру. И не просто видит, а чувствует её запах, слышит её тихое дыхание, ощущает её близость – физически! – ощущает, что она рядом, и хочет…
Самое удивительное заключалось в том, что Аркадий не хотел заняться с девушкой любовью. То есть хотел, но не сейчас. Сейчас он испытывал иное желание – сказать, обратиться к ней, выговориться. Вид спящей красавицы пробудил в Аркадии чувства, о существовании которых он давно забыл. Но к которым был готов. И которых жаждал.
Аркадий хотел быть нежным.
И хотел говорить с чудесной девушкой, слышать её голос, её рассказы, но в первую очередь – хотел говорить сам. Хотел поделиться тем, что у него на душе. Тем, о чём никогда никому не рассказывал.
Поэтому Аркадий закрыл программу, отставил ноутбук, вышел из кабинета и быстрым шагом добрался до комнаты девушки. Метрах в пяти от неё стал ступать тише – Лера же спит! – дверь открыл бесшумно, однако внутрь не вошёл. Остановился на пороге и долго, почти две минуты, смотрел на спящую девушку. И лишь потом решился заговорить. Но очень‑очень тихо, почти шёпотом, боясь нарушить сон своего сокровища.