Лишний материк Книга третья. Домой по своей воле

– Не спорю и тем более недоумеваю, отчего это лучший знаток законотворчества пользуется непроверенными слухами. Не сам же великий князь сообщил тебе о нашем с ним разговоре. Или он рассказывал? Нет, так я и подумал. Будем считать, что у стен есть уши. Только вот эти стены забыли тебе передать, что никаких советов не было. Я ведь специально предупредил Грана, что не вправе советовать, а могу только представить аналогии с происшедшим здесь событием. Поверь уж, что кое‑что я успел повидать, чтобы говорить в общих чертах, а уж что из того может пригодиться великому князю именно в местных условиях, о которых ты упомянула, это его дело. И это я сообщаю не в своё оправдание, а к тому, что наверняка в местных и королевских законах, в исторической ретроспективе особенно, можно отыскать такие понятия, как клевета, ложный донос, наветы, лжесвидетельство и тому подобное. Вижу, что вспомнилось такое, тогда почему ты, уважаемая Агнета, пользуешься бездоказательной информацией, обвиняя меня в наглости?

Заметив полнейшую растерянность собеседницы, Артём молча указал ей на кресло, уселся сам с другой стороны стола и принялся с любопытством осматривать помещение архива, давая возможность Агнете прийти в себя. Ничего особенного не заметил: стеллажи, шкафы с книгами, папками, ещё пара рабочих столов, вот всё, пожалуй. Наконец вопросительно посмотрел на несколько порозовевшую специалистку.

– Но… Я прошу прощения, господин Артём. Честно, не ожидала подобной отповеди. Мои же слова исходили от действительного недоумения, поскольку вчера я краем уха услышала обращение великого князя к Дарьялу: «Нужно обговорить некоторые советы путешественника». Ты прав, великий князь может по‑своему воспринимать услышанное, да и я… Ещё раз прошу меня простить. Итак?

– Для начала могу ли я узнать причину твоей странной реакции на моё обращение «уважаемая»? Для меня это непонятно и непривычно.

– Заметно, да? – вздохнула Агнета. – Это обращение к женщине из знатного рода. Как правило, к представительницам сословий ниже официальной знати используется «госпожа» без всяких «уважаемых». К простолюдинкам же, мастерицам, женщинам из семей торговых и некоторых других сословий, служанкам обращаются просто по имени, при необходимости добавляя прозвище или профессию. Я же – из купеческой семьи, «уважаемой» мне не быть.

– Но и меня с друзьями за такое обращение не осудить, в нём же ничего оскорбительного, надеюсь?

– Для меня – ничего, но попробуй так обратиться ко мне в присутствии того же Дарьяла, интересно глянуть на его физиономию.

– Посмотрим… А ещё есть какие‑то ограничения для местных женщин? Прошу прощения, что отвлекаюсь на посторонние темы, но крайне любопытно, да и просто необходимо, чтобы не попасть в неловкое положение.

– Женщина… – взгляд Агнеты стал пустым. – В двух словах и не объяснишь, если расшифровать понятие «ограничения». Зато в одном могу, женщина – никто. Это я уже в сравнении с твоими спутницами. Когда мне передали, что они пришли сюда с оружием, да ещё и в мужской одежде, я была в шоке. Да и не только я наверняка. Это хорошо, что они явились на обед в обычных платьях. Между прочим, я и сама‑то сильно удивилась, когда меня туда позвали.

– Это запрещено? Я имею в виду одежду. Ты бы пошла в долгий путь по лесам в длинном платье?

– При чём тут я! Это ж просто неприлично! Да, собственно, и многое другое. Нет, всё воспринимается, как должное, установленное многовековыми обычаями. К женщине отношение, я бы сказала, трепетное. Она – продолжательница и хранительница рода и семьи, в этом её миссия и смысл жизни. Потому её охраняют и берегут от всех опасностей и рисков. Потому за неё практически всё решает мужчина. Никто и никогда не брал и не возьмёт женщину на королевскую или иную государственную служу, не пустит её на обсуждение любых вопросов хоть при князе, хоть при захудалом торговце. Образование – четырёхлетняя школа, чтобы уметь писать, читать и считать, всё другое ни к чему. Сколько мне пришлось вынести и пережить, чтобы поступить в академию, знают только небеса, да мой отец. Во всём этом гадском учебном заведении нас полдюжины было, на нас смотрели, как… как на неведомых существ, заслуживающих презрения, не больше. Этого достаточно для удовлетворения твоего любопытства?

– Не совсем. То, о чём ты коротко поведала в одном слове, зафиксировано в королевских законах? Также с учётом взгляда в древность?

– Нет, разумеется, а зачем, если всё это освящено традициями и всем укладом жизни, никто другого просто не знает. Кроме таких путешественников, как вы.

– А религия… Ладно, к небесам! Это надолго, а основное понятно. Давай‑ка, приступим к насущному. Мне необходимо знать все тонкости взаимоотношений светской власти и имперцев. Начиная с момента их появления на Картее.

Дальнейший разговор проходил в виде лекции с уточняющими вопросами с одной стороны и порой раздражёнными пояснениями с другой, а также развалом и разгромом архива при поисках нужных документов. Весь день с маленьким перерывом на перекус, который прямо сюда доставили слуги.

Несколько моментов, которые Артём в памяти зарубил, следует упомянуть, чтобы не возвращаться к ним когда попало.

Почти три века назад, а точнее двести восемьдесят два года, на Картею заявилась заморская «торговая купецкая компания», добралась до короля, в результате чего составлен первый «обговор» с указанием мест торга и прочих условий, вплоть да аренды нескольких земельных участков в столице, главном порту Адмане и трёх великих княжествах. Через десять лет – новый договор о праве переселения. Это уже начало экспансии. Новые участки, обустройство, налаживание социальных отношений – тут переселенцы допустили, на взгляд Артёма, грубейшую ошибку, нагло «обнажив» свои намерения. Что, кстати, отмечено в специальном «Предупреждении потомков о недопущении…». Не успев даже и обустроиться, переселенцы не только начали активные проповеди во славу Владыки, но и потребовали от короля своего активного участия в светской жизни на всех уровнях. Даже и не просто участия, а прямого «допущения» к решению всех государственных вопросов при превосходстве заповедей Владыки над местными религиями! Не хамство ли «в чужом монастыре», основанное лишь на ситуации в Поднебесной? Правда, король употребил слово «кощунство», но сути это не меняет. А имперцы получили хороший пинок в виде вечного запрета на малейшее участие в государственных делах любого уровня. С одним весьма неприятным для королевства исключением. Это можно и оплошностью назвать, но указ позволял великим князьям самостоятельно строить взаимоотношения с местными храмами переселенцев, не нарушая при этом королевских установлений. Это нормально, если великие князья имели полное право отдавать в собственность или сдавать в аренду земли, им принадлежащие? К тому же имперцы добились и освобождения от налогов на сто лет. Через сто лет о том благополучно забыто или что ещё, но никаких налогов до сих пор с поднебов не брали.

По этому поводу и возник у Артёма к Агнете уточняющий вопрос «с какой стати?» На что она чуть не озлилась, типа «а я‑то кому могу этот вопрос задать, королю?»

– Спокойно, – урезонил её гость, – нет ответа в законах, могу выслушать твои личные предположения, или версии.

– Какие тут версии, – проворчала законница, – тут версия одна, как всегда при непонятных льготах и привилегиях, но говорить о ней, знаешь ли…

– Чревато для здоровья, – продолжил Артём. – А то и для жизни. Чем‑то в то время, да и после, имперцы обязаны благодарить, а точней, подкупать королевскую власть. Например, качественным лечением знати. Но это уже детали. Перейдём‑ка к нашей местной обстановке, то есть договорам великого князя Приморского и просто князя Рамонского с расположенными в их владениях храмами поднебов.