Месть – блюдо горячее
– Кроме меня еще три надзирателя, ваше высокородие…
– Называйте меня Алексей Николаевич.
– Слушаюсь. Так вот, три сыщика, все неимеющие чина. Свириденко, Бубнов и Леонович. Имеется ставка делопроизводителя, но мы ее не замещаем, а оклад жалованья делим между собой. И есть еще пять городовых, прикомандированных от общей полиции. Отделение относится к четвертому разряду, самому маленькому по штатной численности. Дел очень много, особенно бумажной переписки; справляемся с трудом. Хоть бы канцелярские расходы немного повысили, а?
Это были обычные жалобы, и статский советник пресек их жестом:
– Выдающиеся дела есть?
– Одно имеется, сейчас оно слушается в суде, – сообщил губернский секретарь. – Поручик Сто тридцать восьмого Болховского пехотного полка на позапрошлое Рождество зарубил шашкой свою любовницу. Мать четверых детей, кстати сказать. Бросила мужа по страсти, сошлась с офицером, отдавала ему все деньги, что имела с аренды жилого дома. Но ему мало казалось. Требовал, лупцевал ее…
– А она? – возмутился командированный.
– Терпела. Трижды возвращалась в семью и всякий раз опять уходила к поручику.
– Пока он ее не убил…
– Точно так, Алексей Николаевич. Говорю же: страсть. Когда он ее шашкой рубил, бедняга закрывала голову руками. Я приехал, а там пальцы по всей комнате валяются… Жуть!
– Но почему так долго не было суда? Два года прошло с тех пор!
Баулин пояснил:
– Сначала поручика пропустили через Военно‑окружный суд, и тот приговорил его к восьми годам каторги. Но адвокаты налетели и добились передачи дела в наш Окружный суд. И сейчас склоняют к смягчению приговора. Чуть ли не исправительное отделение заместо каторги! А по мне, убийца есть убийца. Что с того, что он офицер? Женщину – шашкой! Какие ему теперь исправительные отделения[1]?!
Лыков вспомнил, как над его головой ломали шпагу, когда присуждали к арестантским ротам по обвинению в убийстве, которого он не совершал[2]. И его пробрала в очередной раз внутренняя дрожь. Полгода тюрьмы стоили сыщику нескольких лет жизни, седой головы и разочарования в государственном строе. Внешне он остался тем же уверенным, сильным человеком, слугой закона. Но внутри Лыкова поселилась какая‑то пустота. Власть предержащие вытерли об него ноги. Тридцать пять лет службы, множество орденов и еще больше ранений, личная известность государю не спасли сыщика от несправедливости. И как после этого служить индюкам, для которых жизнь человека ничего не стоит?
Статский советник с трудом вернулся к разговору:
– Одно выдающееся из ряда преступление, и то было два года назад? А какая в городе на сегодня криминальная обстановка?
Губернский секретарь полез в стол и вынул пачку сводок:
– Вот, ваше вы… Алексей Николаевич, тут все прописано. Позвольте зачитать? Э‑э… Третьего дня на Скоморощенской улице сперли тулуп на бобровом меху и пуховой шарф, всего на двести тринадцать рублей. Крупная для нас кража! Вчера на Маломещанской в сорном ящике обнаружен мертвый новорожденный младенец. Ищем мамашу‑злодейку, но вряд ли найдем. А!.. Вот любопытный случай!
Баулин оживился:
– Два известных полиции вора, Федоровский и Ющенко, пришли в магазин Летникова и предложили хозяину купить у них тысячу рублей фальшивых денег за сто настоящих. Купец сперва согласился! И даже вручил задаток. Но потом одумался, пришел ко мне и сдал голубчиков. Теперь они сидят в тюрьме и ждут суда.
– Давайте еще примеры, – потребовал ревизор.
– Слушаюсь. У мещанки Нестеровой из лавки на Новогоршечной украли бочонок сельдей ценою в два рубля. Умыкнул некто Иван Рожнов, крестьянин Рязанского уезда деревни Волыни. Вор арестован, сельди возвращены хозяйке. Лишенный прав Архипов служил работником у крестьянина Макарова. Свел у него лошадь, сани и сбрую, всего на сто восемьдесят рублей. Рецидивист! Поймали, сидит в следственном корпусе. В табачном магазине Варенцова обнаружена курительная бумага без знаков бандерольной пошлины.
Рязанец покосился на питерца: хватит или читать дальше? Тот махнул рукой – читай.
– Ага… Содержательница пивной лавки на Михайловской улице с подходящей фамилией Пойлова оштрафована на десять рублей за розлив водки вместо пива… Купец Мамаев дал раскладочному присутствию[3] неверные сведения о своих торговых оборотах. Негласным осведомлением мы это выяснили, мошенник оштрафован на триста рублей. Также мы арестовали Крысанова и Яблочкина, знаменитых в Рязани воров, и нашли при них медные и стальные части, похищенные с паровозов Московско‑Казанской железной дороги.
– Дорога премию сыскным дала? – оживился Алексей Николаевич.
– Никак нет. В Рязани это не принято, горюем на скудном казенном довольствии. Что еще? Крестьянин Тарасов украл из квартиры в доме Дрейлинг на Нижне‑Почтовой улице сапоги с калошами, стоящие десять рублей. Успел, стервец, продать их, а выручку пропить – мы вернули хозяину сапог только пятерину… И все в таком же духе, Алексей Николаевич. Воровство, чаще мелкое и дурацкое. Мы жуликов ловим, сажаем, а они выходят на волю и снова воруют. Еще бывает передержательство[4]. А самый бич – это продажа водки в тайных притонах, называемых шланбоями, без патента. Хозяева трактирных заведений даже обратились к полицмейстеру с просьбой завести в штате сыскного отделения новую должность надзирателя, который только и будет заниматься поиском таких шланбоев. Трактировладельцы готовы содержать этого агента за свой счет, уж больно надоело им нести потери из‑за нечестной конкуренции.
Баулин передохнул и продолжил с пафосом:
[1] Баулин оказался прав. Суд вынес поручику Хмелевскому окончательный при‑говор: 3 года 4 месяца исправительных
арестантских отделений за убийство Переславцевой в запальчивости и раздражении.
[2] См. книгу «Взаперти»
[3] Раскладочное присутствие – отдел городской управы, который раскладывал налог на предпринимателей, домо‑ и землевладельцев.
[4] Передержательство – проживание в номерах без регистрации в полиции
