Мир Аматорио. Неделимые

Выбираю самый короткий путь к дому и заезжаю на бордюр, не сбрасывая скорости. Из‑под колес вырываются клочья земли, травы и листьев, когда я несусь по цветочным композициям. Моя машина подпрыгивает на декоративных камнях, пока не возвращаюсь на подъездную дорогу. На полном ходу забираюсь на ступени крыльца и с визгом торможу напротив входной двери с золотой ручкой.

Добро пожаловать домой, Кимберли.

Без секунды промедления я открываю водительскую дверь, выбираюсь из машины и оборачиваюсь. На белоснежных ступенях тянется грязный след протекторов шин. Это довольно мило.

Улыбнувшись, я захлопываю водительскую дверь и приближаюсь к дому. Мои каблуки отчетливо стучат по мраморным плитам, громко заявляя о моем возвращении.

– Это частная территория, вам здесь нельзя находиться! – доносится мужской голос.

Повернувшись, вижу, как из‑за угла особняка выбегают двое охранников. Я всматриваюсь в их лица, но не узнаю ни одного из них.

Похоже, Льюис нанял новый штат охраны. Один из них тянется к кобуре, и я не могу удержаться от саркастичного смеха.

– Вот я и дома, – говорю сама себе и поворачиваю ручку.

Дверь открывается, и я оказываюсь в фойе, улавливая знакомый цветочный аромат. Прохожу вперед и осматриваюсь. Внутри дом выглядит в точности так же, как и три года назад.

Здесь по‑прежнему много свободного пространства, светлые оттенки в декоре, гигантская хрустальная люстра под высоким потолком.

– Добрый день, – я слышу из гостиной строгий голос миссис Хельсман. – Кто это?

Она заходит в фойе, и при виде меня резко застывает на месте, роняя кухонное полотенце из рук. Ее глаза округляются, лицо вытягивается и бледнеет, словно миссис Хельсман увидела призрак.

Раньше она была моей сиделкой. Но видимо после моего исчезновения Льюис решил оставить ее в качестве экономки.

– Кимберли, – потрясено выдавливает миссис Хельсман. – Это ты?

– Почему вы все задаете один и тот же вопрос? – я пожимаю плечами. – Разве я так сильно изменилась, что меня с трудом можно узнать?

Не дожидаясь приглашения войти, я отправляюсь в гостиную. Прохожу мимо длинного обеденного стола и останавливаюсь около барной стойки. Похоже, Льюис не изменяет привычкам и предпочитает тот же виски.

Я смотрю на бутылку с золотистой жидкостью, и гневный голос проносится в ушах.

«Теперь, когда ты не понимаешь по‑хорошему, я преподам тебе урок. Надеюсь, ты усвоишь его и больше не будешь разговаривать со мной в непозволительном тоне».

Я поднимаю руку и прикладываю ее к щеке, горящей от воспоминаний. В тот день пьяный Льюис со всей силы ударил меня по лицу. Тяжелый ком застревает в горле, и я проглатываю его вместе с болью.

Я говорила Льюису, что Джек Блаунт – насильник. Я предупреждала его, но он не хотел меня слушать. Вместо этого он замахнулся, собираясь ударить меня во второй раз. Но внезапно в гостиной оказался Кэш и с ревом набросился на него.

– Где она? – из мыслей меня отвлекает шум в фойе.

В следующую секунду в гостиную вбегают охранники. Они приближаются в мою сторону, собираясь вывести меня из дома. Но их останавливает миссис Хельсман.

– Все в порядке. Она имеет право здесь находиться. Это дочь мистера Эванса.

Три слова стучат в моей голове.

Дочь мистера Эванса.

От этого сочетания меня передергивает, словно по руке прополз тарантул.

Охранники в замешательстве на меня смотрят, переглядываются между собой и вскоре уходят. Миссис Хельсман поворачивается ко мне.

– Я уже не надеялась увидеть тебя. Мистер Эванс сказал, что ты… – она запинается. – Ты мертва.

– Как видишь, я жива, – прохожу дальше и останавливаюсь напротив окна, откуда открывается вид на задний двор с садом и фонтаном. – Где Льюис?

– Ты хочешь сказать «твой отец»? – уточняет миссис Хельсман.

– Я сказала то, что хотела, – настаиваю. – Где он? Мне нужно поговорить с ним.

– Он скоро вернется. Я позвоню ему и скажу…

– Не надо, – я прерываю ее. – Пускай для него это станет сюрпризом.

– Хорошо. Хочешь чай?

Несколько секунд я задумчиво смотрю на фонтан, вспоминая, как впервые увидела Кэша. Тогда я еще не знала, что это он. Тогда я называла его неизвестным поджигателем. Именно он сорвал торжественный прием, который устроил Льюис по случаю моего возвращения из Англии.

Отворачиваюсь от окна и шагаю в сторону лестницы.

– Я хочу подняться в свою спальню. Это все еще моя комната? Или ее кто‑то занял?

Миссис Хельсман энергично машет головой.

– Нет, нет, нет. Это твоя комната, и я слежу за тем, чтобы в ней поддерживался порядок.

Застываю у основания лестницы. Как бы я не ненавидела дом, но не могу испытывать подобные чувства к миссис Хельсман. Эта женщина была строга со мной, но она была справедливой. И она явно не заслуживает моего холодного обращения.

– Миссис Хельсман, – я оборачиваюсь. – Спасибо за все.

Поднимаюсь на второй этаж и, когда достигаю верхней ступени, мое тело внезапно пронзает ледяная дрожь. Я чувствую на спине чей‑то взгляд. Резко обернувшись, я осматриваю гостиную. Но кроме миссис Хельсман в ней никого нет.

– Кимберли, с тобой все в порядке? – спрашивает она.

– Кто‑то еще есть в доме?

– Только я, ты и наш новый садовник, – растерянно отвечает она. – В последний раз я видела его во дворе.

Я нервно киваю и прохожу дальше по коридору, где находятся несколько комнат. С каждым шагом сердце совершает удар. В этом доме есть только одно место, с которым у меня сохранились теплые воспоминания. Моя спальня.

Встаю напротив белой двери и поворачиваю ручку. С тихим скрипом дверь раскрывается. Я захожу внутрь, и пушистый ковер заглушает мои шаги. Останавливаюсь посреди комнаты и осматриваю ее.

Та же одноместная кровать, заправленная бежевым покрывалом. В тон ему шторы, наполовину скрывающие окно. На рабочем столе лежат учебные конспекты, исписанные моим почерком. На шкафу на плечиках висит школьная темно‑зеленая форма.

Холодок пробегает по коже от того, что здесь все так, как я это оставила. Будто мою спальню поместили в капсулу времени и выбрали функцию «сохранить».

Но все же я замечаю одно изменение. Единственное, чего нет на месте – моих книг.