Мир Аматорио. Разрушенный

Я отворачиваюсь от него и закрываю глаза. Сквозь опущенные веки слышу шуршание шин, а затем звук работающего механизма. Он напоминает что‑то среднее между газонокосилкой и бормашиной у дантиста.

От последней ассоциации я задерживаю дыхание, пытаясь сохранить спокойствие.

– Теперь открой глаза.

Выполняю то, что велит Киллиан. Перед собой вижу огромный фургон, припаркованный в нескольких футах от нас. Его задняя металлическая дверь раскрыта, но внутри темно, и я не могу рассмотреть, что в нем находится.

Наружу выдвигается нечто блестящее и похожее на автомобильную эстакаду. Именно эта штуковина издает звук, заставляющий меня нервничать минуту назад.

Когда ее порог касается земли, внутри фургона загорается свет.

Я не могу поверить в то, что перед собой вижу.

– Киллиан, – от волнения мой голос немного дрожит. – Что это?

– Подарок, – просто отвечает Киллиан и встает рядом со мной. – От меня и от Фрэнка.

Мне послышалось, или он назвал крутую спортивную навороченную тачку со сверкающими глянцевыми боками подарком?

– Ты, должно быть, шутишь?! – восклицаю я.

– Я абсолютно серьезен. Это последняя модель Koenigsegg Agera RS, – заявляет Киллиан и добавляет более мягким тоном: – С днем рождения, Рене.

– Вы сумасшедшие! У меня же нет водительских прав, – я качаю головой. – Я врежусь в ближайший парковочный столб Мельбурна!

– Теперь у тебя есть повод научиться водить. И тебе лучше научиться это сделать как можно скорее, – Киллиан усмехается. – Не хочется праздновать твой следующий день рождения c розовым гробиком.

– Эй! – Я в шутку ударяю его в плечо. – Ты же знаешь, что я не люблю розовый.

– Знаю, – Киллиан кивает. – Но ты же не сможешь мне об этом сказать.

Вывод о Киллиане номер три: у него своеобразный черный юмор. В этом мы с ним похожи.

Еще несколько секунд я потрясенно смотрю на черную спортивную машину. А затем не выдерживаю и обнимаю Киллиана. Кажется, какая‑то непробиваемая часть внутри него рушится, потому что он сдержанно обнимает меня в ответ.

Я прижимаюсь щекой к его груди, чувствуя умиротворение. Позади меня раздается голос:

– У меня тоже есть подарок.

Я отстраняюсь от Киллиана, оборачиваюсь и вижу Оука. Он вручает мне коробочку, перевязанную шелковой красной лентой.

– С днем рождения, Рене.

– Спасибо, – я улыбаюсь.

Ко мне наклоняется Киллиан и шепчет на ухо:

– На твоем месте я бы не стал принимать от него подарок. Кто знает, откуда он его стащил.

Не обращая внимания на слова Киллиана, я развязываю ленту и открываю коробочку. Внутри лежат золотые часы известного бренда.

– У кого ты украл их? – тут же спрашивает Киллиан.

– Во‑первых, на часах бирка, – Оук сердито на него зыркает. – Во‑вторых, продавец сказал, что это последний писк моды.

– Понятно, – отзывается Киллиан. – Значит, ты дождался, пока за них кто‑то заплатит, а потом…

– У меня достаточно денег, чтобы позволить часы от Rolex, – вспыхивает Оук и переключает внимание на меня. – Не слушай его, Рене. У меня есть чек. Эти часы не ворованные.

Я стараюсь окончательно не расплакаться. Кто бы мог подумать, что в моей жизни появятся столько людей, которые захотят сделать меня счастливее.

– Спасибо, – говорю я сквозь слезы. – Это мой лучший день рождения.

– Не плачь, – неожиданно говорит Фрэнк.

Я и не заметила, как он успел выбраться из машины и оказаться рядом со мной. В сдержанной отеческой манере он опускает руку на мое плечо и слегка сжимает его.

– Ты – Гросс, – он пристально на меня смотрит. – Ты одна из нас. А мы плачем только в двух случаях: когда кто‑то из нас рождается и когда кто‑то из нас умирает.

Мне сложно сдерживаться, поэтому я подношу руку ко рту и тихо всхлипываю в ладонь.

Никогда бы не подумала, что люди, которые с легкостью могли меня убить, станут самыми близкими. Именно они прогнали всю боль и ужас, которые преследуют меня после одной проклятой ночи в Бостоне.

– Я распорядился, чтобы твою машину отогнали в гараж, – сообщает Фрэнк. – А сейчас нам нужно поторопиться. Мы продолжим празднование в Нью‑Йорке.

Шмыгнув носом, я вытираю глаза и забираюсь в машину. Фрэнк садится в соседнее кресло, а Киллиан занимает место на переднем сиденье. В салоне пахнет кожей и пряным парфюмом Фрэнка. Оук устраивается за рулем, и как только мы отъезжаем, Фрэнк отдает мне папку.

– Здесь паспорт и досье на Рене Гросс, – коротко резюмирует он. – Посмотри документы во время перелета.

Я киваю и, прежде чем открыть документы, обращаюсь к Киллиану, слегка коснувшись его плеча:

– Я так и не поблагодарила тебя за платье. Оно потрясающее.

– Какое платье? – Киллиан оборачивается и бросает на меня непонимающий взгляд.

В смятении смотрю на него. Значит, он не имеет отношения к платью. Как и Фрэнк.

Похоже, подарок отправил кто‑то другой. Тот, кто знает о моем дне рождения и о моем новом местонахождении. Но кто это может быть?

– Эм… – растерянно бормочу я, чтобы не выглядеть глупо. – Я вспомнила. Я же заказала его.

Киллиан скептически на меня смотрит, но затем отворачивается. В это время я открываю папку и читаю досье.

Юная Рене прожила в неблагополучной семье, пока ее не забрал под свое могущественное крыло Фрэнк Гросс. Ей удалось окончить государственную школу с высоким баллом, а ее любимыми увлечениями являются поведенческая психология и криминалистика.

Я улыбаюсь. Лучшая ложь – та, что строится на правде.

– Рене, – из моих размышлений меня отвлекает голос Фрэнка. – Сегодня твой день. Где бы ты хотела остановиться в Нью‑Йорке? Отель «The Plaza» или дом в Гринвуд‑Лейк?

Я не колеблюсь ни на секунды. Определенно, я еще не готова к бурлящей и шумной жизни мегаполиса.

– Если я могу сделать выбор, тогда пусть будет дом у озера.

На самом деле «дом у озера» звучит слишком скромно для огромного поместья, которое принадлежит Фрэнку. Оно находится в округе Ориндж, окруженное дикой природой. Внутри участка располагаются главный и гостевой дома, бассейн с обширным садом, лагуна и даже лодочный домик.

Судя по тому, что мне рассказывал Фрэнк, этот дом станет моей любовью с первого взгляда.