Мой друг – пилот, я с ним
– Я не знаю, что он скажет! Ты это хочешь услышать? Слушай, один момент: вспомни, я когда‑нибудь тебя подводил? Не эти все истории, в которые мы постоянно втравливали друг друга и наказанием был штраф или взыскание. Я говорю про реальные проблемы, я когда‑нибудь тебя подводил? Или кого‑то из нашей компании? Когда придёт время для серьёзного решения, то я расскажу о своих мыслях.
– Это отлично, что ты говоришь, но хотелось бы больше ясности.
– Даю слово, как только выйдем от Петера, чётко разберёмся в дальнейших планах. Кстати, у нас всегда есть запасной вариант: каникулы у Рона. Ну, как? Ништяк?
– Ладно. Но я всегда чувствую, когда начинаются проблемы. – Поезд тронулся и стал плавно набирать скорость. Майк не продолжил говорить дальше, так как мысль граничила с явным недоверием, а Стэнли, Рон и ещё несколько человек точно никогда не подводили его. Тяжело вздохнув, он откинулся на спинку дивана и принялся наблюдать за вьющейся речкой. Мрачные мысли набегали как темнота мелькавших туннелей. Стэнли тоже ничего не сказал за всё время поездки, только достал записную книжку, самую большую и единственную по‑настоящему ценную вещь в своём багаже, и принялся выправлять в ней данные, которые закачал за последний день.
У Майка от предчувствия выступил пот на лбу.
В порт так просто пройти нельзя. Им потребовалось полчаса на поиск нужного терминала. Наконец, администратор связала их со «Звездой Белема». Вахтенный помощник несколько минут пытался выяснить, кто они и что хотят, но сильный акцент, перемежающийся с фриштийскими словами не позволял поддержать разговор. В итоге у экрана появился Петер. Если он и удивился, то виду не показал, а пару секунд спустя администратор выписывала им пропуска.
Дождавшись внутреннего портового метро, Стэнли и Майк проехали в пассажирском вагоне до середины главной артерии, там они вышли и по боковому туннелю ещё полчаса добирались до нужного дока. После полутёмных подземелий, изредка прерывавшихся расщелинами с узкими полосками неба наверху, было приятно подняться на поверхность, но сильный ветер, вечно дующий над этим плато, не позволял долго наслаждаться открывшимся видом.
До самого горизонта во все стороны тянулась серо‑рыжая равнина под сияющим белым небом. Солнце в лёгкой дымке облаков старалось во всю, но тепло его лучей не задерживалось на куртках парней. Если бы они имели возможность приподняться над пустошью, то гладкое поле покрылось ямами терминалов и доков. Густая сеть подъездных путей и широких прямых взлётных полос превратила плоскогорье в настоящий кроссворд. А так, с поверхности поле казалось ровным и бесконечным. Кое‑где возвышались одинокие корабли, будто скалы или башни заброшенного города. Отсюда небоскрёбы диспетчеров казались серыми иглами на границе реальности.
Окинув взглядом всю местность, бывшие курсанты повернулись спиной к порту и принялись разглядывать док №17–36, как значилось в их пропусках. Широкий круглый котлован с крутыми оранжево‑коричневыми стенами был размером с два футбольных поля. Стоя на вершине края, Стэнли с Майком находились метрах в двенадцати над дном – настоящей гранитной плитой. Сходство со спортивной площадкой добавляли широкие ворота напротив друг друга. Подъездной путь шёл по спирали вдоль ближней стены сверху вниз от одних ворот до других, так что ворота были ничем другим как отводными каналами для мощной тяги корабля. Сам корабль находился в центре площадки, чуть ближе к дальней стене. Уже то, что он находился в этой яме, говорило о вертикальном взлёте, что в свою очередь вынуждало принять корабль стройные обводы. Хотя относительно большие борта и широко раскинувшиеся стабилизаторы выдавали торговца, вершина судна, скрывающаяся где‑то на стометровой высоте, внушала уважение. Под стать окружавшей местности в корабле преобладал коричневый цвет с серыми прожилками внизу – грузовой части и чёрными вверху. Слева от судна прогуливалось три человека.
Стэнли с Майком взвалили мешки на спину и пошли по транспортному спуску, громада корабля постепенно заслонила полнеба. На дне котловины возникло чувство зажатости между круглым бортом судна и стенкой дока, зато было спокойно и тепло. Лёгкое шипение раздалось над головами, наверху под маленькими крылышками аэростабилизаторов образовалось облако пара.
– Высоко у них движки. – Заметил Майк.
В самом деле, чёрные провалы дюз располагались высоко от земли. Как у большинства кораблей подобной конструкции главного центрального двигателя не было. В самом низу находился главный шлюз, а корабль пронизывала шахта транспортного лифта. Обойдя опору, они подошли к шлюзу, где их уже ждал Петер. Пока Стэнли и Майк обменивались с ним рукопожатиями, один человек из гулявшей троицы помахал им рукой, вторая была привязана к телу. Узнав Кишана, они помахали ему в ответ, а затем поднялись вслед за Петером в пассажирский шлюз. В отличие от транспортного с другой стороны, здесь надо было подняться по узкой лесенке.
– Нам не надо переговорить с начальством? – спросил Майк, когда они поднимались в лифте.
– Я уже всё утряс.
Дверь отъехала, и они вышли в кольцевой коридор. Разминувшись только с одним человеком по пути, они добрались до каюты Петера. Четыре койки (две верхних прижаты к стене), узкие рундуки, маленький столик: ясно было, что разговоры здесь можно вести только при сильном желании уединиться. Кинув мешки на койку, которую им указал Петер, они снова вышли в коридор.
– Ну‑с, что вы хотите? – Спросил Петер, когда закрыл дверь в каюту. – Я помню, что обещал показать корабль, но думаю, вряд ли бы вы стали забираться столь далеко ради экскурсии. Тем более, что наслышан о ваших проблемах с руководством.
Майк также как и Петер с интересом стал смотреть на Стэнли, ожидая, что тот скажет.
– Корабль всегда интересно посмотреть, особенно когда времени навалом, а идти некуда. Нам надо поговорить и желательно без лишних ушей.
Петер почесал подбородок.
– Кают‑компания, столовая, там точно кто‑нибудь есть. Спустимся в инженерный отсек, там самые большие открытые пространства на судне. Заодно и корабль посмотрите.
Смотреть было на что. Двигательный отсек представлял собой кольцевой коридор в середине судна. Внутренняя сторона была увита кабелями и щитами с рядами приборов. В одном месте в стеклянном коконе располагался местный пульт управления на двух человек. Коридор разделялся на секции тяжёлыми, устойчивыми к всевозможным нагрузкам и температурам, шлюзовыми люками. В каждой секции в середине внешней стены выделялась пузатым куполом верхушка двигателя, сверху на которую опиралась мощная несущая килевая балка, обнимавшая двигатель со всех сторон. Ослепительная белизна стен, внешних оболочек двигателя сильно сдабривалась многочисленными магистралями по всем поверхностям, надписями и регистрирующими устройствами. Стенные панели были словно вывернуты наизнанку: кабеля шли исключительно снаружи. Две маленьких шахты по бокам каждого из шести двигателей позволяли обслуживать их по всей длине, чуть ли не до самых дюз.
– Чисто тут у вас. – Одобрительно оценил Майк.
– Вообще, это не характерно фриштийскому кораблю. – Ответил Петер. – У нас главный механик – фимидианец, вот он и строит инженерную службу. Да и нам спокойнее, движки всегда в идеальном состоянии. В командной рубке гораздо больший беспорядок. А вот тут, я в основном и провожу время в течение полёта.