Мой друг – пилот, я с ним

– Ничего. Я просмотрел реестр всех входящих событий, там зафиксированы наши выходы и возвращения, и промотал записи за последние два часа. Ничего.

– Вот и хорошо.

Стэнли откинулся в кресле и стал смотреть на потолок. Его хватило всего на две минуты.

– Считай меня параноиком, но я пройдусь по кораблю.

За час они перевернули корабль вверх дном. Открывали все достаточно большие отсеки, способные вместить собаку. Заставили корабль протестировать наружную обшивку, пусть это было и не обязательно. Если там что‑то и прицепилось, то при прыжке, скорее всего, это нечто разнесло бы на куски. Для прыжка важно, чтобы у корабля сохранялись сбалансированные пропорции и хорошо просчитанная конструкция. И даже на случай невероятного везения, у хвоста спустя пару дней полёта любая система жизнеобеспечения подойдёт к концу. Наконец, и они вслед за снами отправились в по‑настоящему свободный поиск.

 

 

Часть 2

 

Глава 6. Пике синей птички

 

– Рым тебе в голову, Майк! – Стэнли приходилось кричать, чтобы перекрыть скрежет шпангоутов, немилосердно гнущихся под ударами урагана. – Что написано в первой главе учебника по навигации?!

– Да, знаю я! – Майк сердился не меньше Стэнли, но только на себя.

– Прокладывать курс надо к звёздам в прямой видимости. Почему?!

– Так мы избежим гравитационных помех, таких как звёзды. – Прошептал Майк.

Звезда шла справа от их курса. В обычном пространстве они не отличили бы её от других светящихся точек, но в гиперпространстве, где основным объектом измерения служит гравитация, она сверкала сильнее, чем факел взлетающего корабля, а вихри, поднимаемые ей, заполнили половину небосвода. Звёзд не было и в помине, молочная пена, спокойно обвивавшая раньше «Птичку», свернулась в тугие пряди и каждая приближающаяся била по борту как штормовая волна. В этих местах пространство было скручено особенно сильно, о чём свидетельствовал пойманный в эти ловушки звёздный свет. Гравитация настолько сильно давала о себе знать, что казалось, одну половину тела тянет сильнее, чем другую. Что тут говорить о корабле с размахом в двадцать метров. Пока силовые балки на одной половине корабля растягивало, на другой сжимало.

– А если врубимся в волну, то и перекрутит. – Проскрежетал сквозь зубы Стэнли.

Он со всех сил старался подкорректировать курс «Птички». Брать на себя управление в гиперпространстве смерти подобно, можно не вынырнуть, а вот помочь компьютерам следовало. Но для этого нужно было преодолевать защитные барьеры и стараться не переборщить. Майк параллельно отслеживал реакцию двигателя на происходящее. Хотя случись серьёзное, он был бы не в силах что‑либо предотвратить.

– Главное не попасть на излом, – Стэнли думал, что он говорит про себя, но Майк оглянулся на его шёпот.

На них надвигался гигантский вал, словно волна цунами, он грозил затянуть их в своё чрево и тогда пиши пропало. Корабль совершенно не чувствовал управления, его настроили идти по прямой линии, что он и пытался делать. Иногда Стэнли казалось, что судно не реагирует на команды, хотелось изменить векторы тяги чуть сильнее, но боязнь непоправимой ошибки каждый раз удерживала его.

Первый шквал разбудил их около получаса назад, Стэнли выбросило с койки, а Майка из пилотского кресла. Этим в основном и объяснялся гнев Стэнли. Хотя на внешних экранах ничего не изменилось, новый шквал продемонстрировал чего надо бояться. Фиолетово‑белая молочная пена закрученного в складках искривлённого пространства света неожиданно дугой изогнулась перед форштевнем и полетела на них. В ту же секунду им показалось, что они резко приземлились на бетонное поле. Корабль протрясло так, что глаза заболели от ряби.

– Мы на траверзе? – закричал тогда Стэнли.

– Нет. До неё ещё двенадцать тысяч.

– Что ты меня не позвал? Нас гнёт как эластосталь!

– Захлестнуло только что! А до этого ничего не было.

Звезда была в пяти тысячах стардов, то есть полутора триллионах километров. Главный минус заключался в том, что их сносило к ней, что вызывало ещё большие вибрации в корпусе, а плюс, что они прошли терминатор и уже удалялись. Вполне возможно через полчаса вырвутся из силков.

Звезда была прекрасна, но это исключительно заслуга компьютера, раскрасившего возмущения гравитации во все цвета радуги. Отсюда, она казалась мифической Сциллой, засасывающей в сети странников, а если хоть один всполох её лап коснётся тебя, то мгновенно скомкает в колобок и вышвырнет в реальность в качестве метеорита. Такая перспектива совсем не улыбалась ни Стэнли, ни Майку, а главное это было глупо: уйти от разбойников и ошибиться в навигации.

Вал прокатился над ними достаточно далеко, чтобы по кораблю прошла только лёгкая рябь. Проблема Вселенной заключалась в том, что если бы звёзды спокойно сияли на небосводе, да служили светочами планет, то корабли могли бы прыгать на сотни парсек за раз. Но не в этом мире, где всё держалось на бушующих ядерных кострах, обдувающими мощными ветрами частиц и радиации окрестности. А в гиперпространстве весь мир состоял из гравитационных силовых линий, протянутых от одной звезды к другой. Единственным ориентиром являлась масса, но и единственной силой тоже. Только она изгибала подпространство так, что возникающие складки от неустойчивости звёзд превращали космос в кипящие котлы необузданной энергии.

«Красная звезда, красная…», – иногда проскакивала мысль у Стэнли. Он ведь тоже отчасти виноват, взглянул на расчёты Майка и согласился. От такой маленькой массы их должно было только обдуть бризом.

– Боже мой, – прошептал Майк.

Стэнли очнулся от тупого созерцания экрана с тихой гладью пространства и далёким бушующим горизонтом.

– На заднем! Мы же минули звезду!

Переключив монитор, Стэнли понял очередную ошибку: волна догоняла их, осталось несколько секунд и…

 

Некоторые вещи лучше не вспоминать, а иногда память и сама понимает, и тогда наступает забвение.

Когда Стэнли пришёл в себя, то первым чувством стало блаженство. Не хотелось ничего, ни шевелить руками и ногами, не думать о будущих планах, а главное открывать глаза. Лёгкое дыхание океана, неслышное шипение, будто вернулся в прошлое, лет на десять назад, в вечный праздник курортов Сользенского моря. Останься там, он бы пополнил ряды рыбаков или прислуги фешенебельных отелей, но он вернулся в интернат, чтобы, в конце концов, достичь заветной мечты. И быть как никогда свободным.

Мысли понемногу ворочались в нём, а шипение накатывающих волн обернулось негромким жужжанием. Попытка открыть глаза и его чуть не вывернуло наизнанку. Не стошнило только потому, что не было сил, всё тело, каждая клеточка деформировалась, хотелось одного: снова уйти в забвение.