На адреналине
Глава 5 Открытие
Адриана
– Боже, мой брат – дурень! – Никки обхохатывается, пока мы провожаем ироничными взглядами спину Доминико, поднимающегося на сцену на нетвердых ногах.
Примерно через дюжину шотов он капитулировал, заявив, что трех Килланов и Адриан ему не осилить. А Кроу хоть бы что. Стоит рядом, сложив руки на поясе, и тоже смеется. Может, периодически подмешивать в его кофе коньяк или чего покрепче? Тогда наше совместное проживание стало бы более комфортным. Мне не приходилось бы каждое утро мысленно точить ножи, готовясь к очередному нападению.
И, вполне возможно, мы с ним стали бы друзьями.
Друзьями…
Хочется рассмеяться от этой мысли. Друг – это тот, кто поддержит в трудную минуту, а Киллан может поддержать разве что мою грудь. И то вряд ли. Она для этих целей чересчур маленькая.
Его подвыпившее состояние выдают растрепанные на макушке волосы и расстегнутые верхние пуговицы рубашки. Он стоит чуть впереди нас, поэтому могу вволю насверлить взглядом бесчисленное количество дырок в его спине, представляя, как через них вытекает вся накопленная злоба.
Возвращаюсь мыслями в шумный клуб, как только передо мной расступаются люди, и я, какого‑то черта, оказываюсь в центре импровизированного коридора с выходом на сценическую лестницу.
– Вот она, вин‑н‑новница! – орет в микрофон пьяный Доминик, показывая на меня пальцем. – Адриана Линден, иди сюда!
Толпа улюлюкает и визжит, пока до меня доходит, что он зовет к себе. Отрицательно мотаю головой, делая шаг назад, но предательница Николь со смехом подталкивает в спину:
– Давай‑давай, топай!
– Ты в своем уме? – шиплю я на нее. – Не собираюсь быть посмешищем наравне с твоим братом. Он на ногах еле стоит!
– Адриана Линден, просим вас подняться на сцену! Ребята, поддержим скромную красотку? – заводит толпу весельчак‑ведущий.
– Да‑вай! Да‑вай! Да‑вай! – громыхает хор местных тусовщиков.
Черт. Доминик, я тебя придушу.
С тяжелым сердцем поднимаюсь на сцену под безудержное ликование присутствующих, и Ник с ходу притягивает меня к себе, взяв за руку.
– Что ты задумал? – негодую я.
Сблизив наши лица чуть ближе положенного дружеского расстояния, он самодовольно отвечает:
– Мы будем танцевать.
– Я не буду танцевать.
– Оке‑ей, я буду. А ты посидишь на стуле.
Пока мы препираемся, из динамиков начинает проигрываться вступление зазывной мелодии, и по восторженному зрительскому гулу со стороны танцпола становится понятно, что от нас ждут активного участия. На сцену пригласили еще три пары, но одна я сажусь на стул, добытый Домиником из‑под диджейского пульта.
Он медленно обходит меня по кругу в такт музыке, словно долбаный кобель, завлекающий приглянувшуюся суку. Если бы вместо Ника был кто‑то другой, я бы на полном серьезе решила, что он не отыгрывает свою роль, а делает все по зову души. Когда под всеобщие вопли он стягивает с себя футболку, сексуально покачивая бедрами, мне хочется отвести взгляд от его крепкой мускулатуры, но по неведомой причине я продолжаю наблюдать, испытывая внутри стыд мирового масштаба.
Парочки по обе стороны от нас трутся друг о друга, поочередно снимая с себя предметы одежды. Если шансы на победу прямо пропорциональны площади оголенного тела, то пусть приз достанется любому из них. Не хочу лицезреть голый зад лучшего друга.
Доминик не прикасается. Я одета и сижу неподвижно, но воздух вокруг нас искрит и потрескивает от напряжения. Эта сексуальная энергетика чувствуется в каждом его шаге, в каждом движении, в каждом обращенном на меня взгляде. Где он научился так танцевать? Мои глаза округляются, когда Ник встает позади, и, положив на обнаженные плечи горячие ладони, без нажима ведет их вниз по рукам. Дыхание возле шеи разгоняет целое полчище мурашек, а мои легкие словно колом проткнули. Не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я больше не слышу музыку, полностью погрузившись в ощущения, и пытаюсь понять, что не так. Почему мне не приятно, а неловко? Это же Ник! Мой Доминик. Самый лучший парень из всего, кого я знаю. Я доверяю ему. Он никогда не обидит и не устроит подлянку. Даже сейчас, в нетрезвом виде, друг касается осторожно, будто вычерчивает перышком тонкие линии. Еле уловимо, ненастойчиво…
Ведомая необъяснимым порывом, устремляю взгляд перед собой и сталкиваюсь с острыми глазами, вонзающими в меня тысячи игл. Киллан не изменяет себе. Отторжение, источаемое в мою сторону, чувствуется гораздо мощнее, чем касания ладоней Доминика.
Вот оно.
Осознание простреливает навылет. К его рукам сегодня у меня было совсем иное отношение. Несмотря на внешнюю холодность Килла, я ощутила нечто особенное: тепло. Я грелась о него, не желая отгораживаться.
Доминик невесомо обводит контуры моих плеч, рук, ладоней, и я догадываюсь, что он делает: ищет тепла от меня. На банкете я занималась тем же самым, но в отношении другого парня.
Мы с Килланом не разрываем зрительный контакт, превращая все окружающее в пепелище, из которого живыми выбрались только мы двое. Нас обволакивает пустота: ни музыки, ни громких голосов, ни мельтешащих людей. Зачем он так смотрит? Не может быть… Я ошибаюсь. Я совершенно точно ошибаюсь. Мышечный орган, бьющийся за ребрами все быстрее, силится напомнить, что я – не бесполое существо, и такие реакции вполне естественны. Но почему сейчас? Мало мне трудностей? Захотелось добавить еще одну? Более глобальную?
Отвожу взгляд первая, и вспышка яркого освещения над нами наконец ставит точку моей пытке. Лучезарно улыбающийся Доминик встает передо мной, протягивая ладонь, и я механическим движением вкладываю в нее свои пальцы. Под свист зрителей мы выходим на поклон, а ведущий этого отвратительного шоу призывает всех топать и кричать громче, помогая определить пару вечера.
– Ты замерзла? – бубнит Ник в ухо. – У тебя ладошки ледяные.
Он подносит наши переплетенные пальцы ко рту и дышит на них, согревая теплым дыханием. Его беспечная улыбка в данный момент отталкивает, если не отпугивает. Доминик все испортил своей выходкой. Абсолютно. Все. Испортил!
– Я с тобой не разговариваю. – Выдергиваю свою ладонь, на что Дом недовольно закатывает опьяневшие глаза и приобнимает за талию.
