На адреналине

Будь я проклят, но мне отчетливо слышится короткий смешок. Она улыбается? Настороженно опускаю край одеяла до подбородка, но вижу лишь умиротворенное лицо спящей Адрианы. Показалось. Ее спина под моей рукой поднимается и опускается все реже. Дыхание становится ровнее, как и мое. Закрываю глаза, чтобы тоже провалиться в сон и отдохнуть. Необходимо набраться сил перед контратакой. Не станет же Линден рассчитывать на то, что мы будем добрыми приятелями? Особенно теперь.

 

Глава 10 На краю

 

Адриана

– Адри, тебе Доминик отдал вещи? – первое, чем интересуется Дейзи, увидев меня на парковке GU во вторник утром.

– Да, – решаю быть краткой, чтобы оградить себя от дополнительных расспросов.

Любое напоминание о субботнем вечере отдается во мне мощным приливом стыда. До последнего сомневалась, стоит ли ехать сегодня на учебу или прогулять, как вчера, но потом рассудила, что поведение тряпки не свойственно Адриане Линден. Все должны считать, будто меня совершенно не колышут ничьи пересуды и сплетни. Есть проблема похуже: Киллан.

Бог мой, я помню почти каждую минуту того дня!

Наркотики – страшная вещь: они отбирают у мозга бразды правления и выносят телесные желания на вершину всех существующих потребностей. Органы чувств работают, но осязание обостряется до такой степени, что невозможно думать ни о чем другом, кроме стремления к разрядке. Готовность подчиниться телу преобладает настолько, что становится плевать на окружение, совесть, принципы. На все, черт возьми! Единственное, чего хотелось в те мгновения – испытать облегчение и освобождение от больной одержимости. Боюсь представить, как могла закончиться эта ночь, если бы не Киллан и Доминик.

Лучше бы тот, кто подсунул мне ту дрянь, никогда себя не выдал, иначе выцарапаю ему глаза. Самое смешное, на вечеринке я пила только сок и, в целом, не планировала туда идти. Меня уговорила Дейзи, подкрепив свои доводы тем, что нельзя отбиваться от коллектива. И я поддалась.

Почему память стерла двенадцать лет моей жизни, но не может пойти навстречу в таком крохотном временном промежутке? Разве я прошу о многом? Всего‑то забыть несколько оргазмов, свидетелем которых стал Кроу, и про мое превращение в безумную маньячку. Это гребаный испанский стыд, как сказал бы Доминико.

Вчера утром я проснулась от безмятежного посапывания Киллана возле уха. Отяжелевшая рука покоилась на моей пояснице поверх одеяла, не изменив положения с вечера. Не буду лукавить: подобная забота – самое невероятное событие за все время нашего сожительства.

Но, по обыкновению, рой навязчивых вопросов был тут как тут. Почему он не укрылся вместе со мной? Побоялся меня? Или себя? И наиболее важный: как смотреть ему в глаза после своих приставаний?

Мой выбор пал на путь наименьшего сопротивления. Проявив чудеса гибкости, я стекла с кровати на пол и на цыпочках удалилась к себе в спальню. Больше мы с Кроу не виделись. Оба завтрака я оставляла под его дверью, предварительно постучав. Чем он был занят накануне, мне тоже неизвестно, так как не вылезала из своего укрытия, прикинувшись страдалицей с головной болью. Но Доминик к нам точно наведывался, поскольку вечером под дверью меня поджидало аккуратно сложенное платье и сумка с разряженным телефоном.

Buick из мастерской пригнал Макс. И это отличная новость, потому что я не готова к осуждающему взгляду его сына. И тем более не готова видеть в нем не осуждение, а нечто иное. То, о чем я решаюсь подумать лишь наедине с собой в самых тщательно охраняемых и смелых фантазиях.

– Как вовремя приехали Киллан с Домиником! – восклицает Дейзи, ковыряя мои позорные раны. – Я не сразу поняла, что с тобой что‑то не так, когда ты отважилась на то задание из карточки. Была уверена, что ты не раз прыгала через костер, раз так решительно прошагала к нему.

До главного входа в учебный корпус около тысячи футов. Начинаю считать шаги, чтобы заглушить голос назойливой приятельницы и сосредоточиться на чем угодно, кроме воспоминаний, но они без спроса лезут и лезут в голову, как прожорливая саранча.

Оранжевые всполохи, треск, взрывы нагретых стекол, россыпь мелких осколков. Не понимаю, как я оказалась в этом темном коридоре, куда мне всегда было страшно заходить даже днем. В последние дни, а может, и целые месяцы я стала забывчивой, но мама говорит, что это из‑за витаминов, которые мне прописал доктор Маккензи для того, чтобы я хорошо спала. Я и без того слишком много сплю. Не хочу спать. Хочу, как раньше, ходить в школу вместе со всеми. Но теперь учительница приходит к нам домой. Меня почему‑то изолировали от остальных детей. Зажмуриваюсь, стараясь восстановить причины, по которым я стала заключенной домашней тюрьмы, но они от меня ускользают, как пушинки, уносимые ветром.

Становится обжигающе жарко. Горький дым проникает в легкие, доводя до головокружения. Вглядываюсь в темноту, высматривая их, но серый туман заволакивает все пространство, не позволяя этого сделать. Последнее, что я вижу перед тем, как отключиться, свои руки и кровь. Струи крови, стекающей вниз по ладоням. Крови, принадлежащей не мне.

Один и тот же фрагмент воспроизводится по прерывистому кругу с вырванными частями. Вместо них – прорехи, не позволяющие соединить отрезки прошлого в цельную линию. В последнее время подобные вспышки участились. И если до этой поры я жила надеждами добавить к воспоминанию недостающие куски, которые смогли бы меня оправдать, то теперь никакой надежды не осталось.

На вечеринке, стоя лицом к лицу со своим огненным страхом, моя вина лишь укрепилась, поскольку на сей раз воспоминание касалось не конкретного события того страшного вечера, а чувства. Я вспомнила, каково это – ненавидеть всей душой.

– Эй, смотри, куда прешь! – визгливое возмущение Рейчел Шилдс возвращает меня в реальность, чему я радуюсь как никогда.

Оказывается, поднимаясь по ступеням, я наступила на край ее плиссированной юбки. Группа поддержки Рейчел восседает на лестнице, как стая куриц на насесте, а их предводительница уставилась на меня в ожидании извинений.

– Без обид, не заметила тебя, – нахожусь я и с невозмутимым лицом продолжаю свой путь.

– Она показала средний палец тебе в спину, – гундит Дейзи, когда мы смешиваемся с толпой на первом этаже.

– Думаешь, меня волнуют ее пальцы? Это она расселась в проходе, так что пусть скажет спасибо, что я наступила на юбку, а не на нее.

Дейзи прыскает, покачивая головой.

– Знаешь, я рада, что тебе плевать на мнение окружающих, иначе не представляю, чем бы закончилась вечеринка у Дрейка.

Изгибаю бровь в немом вопросе, не до конца понимая, к чему она ведет. Подружка загораживает свой рот ладонью, чтобы никто не смог прочитать речь по губам, и уточняет:

– После того, как Киллан ударил Майлза…