На поводу у сердца

– Остин, что ты такое говоришь? Какой еще переезд? Да и где это новое место? Ты же так и не сказал, куда ездил, – напоминаю я, в глубине души надеясь, что его новая работа находится не слишком далеко от Рокфорда.

– Я ездил в Нью‑Йорк, и именно там я и буду работать, – выдает он, разом разбивая всю мою надежду.

Нью‑Йорк…

Это же около пяти часов беспрерывной езды отсюда. Много ли это? Вроде бы нет. Но только если у тебя есть в запасе эти лишние часы на дорогу, а ни у меня, ни тем более у Остина их точно не будет, когда он приступит к обязанностям на своей новой работе. И похоже, на моем лице четко отражается преждевременная тоска по Остину. Он за секунду преодолевает метры между нами и обхватывает мои щеки ладонями.

– Нет, Ники, не смей грустить. Я не оставлю тебя здесь одну, клянусь, не оставлю! Ты приедешь ко мне сразу же, как появится возможность, – он дает мне самое прекрасное на свете обещание, но порадоваться ему я не могу.

– Ты же знаешь, что мне нельзя никуда уезжать.

– Еще как можно! И нужно! Тебя здесь ничего не держит, – категорично заявляет он, касаясь большим пальцем моего подбородка.

– Меня держит мама, Остин, я не могу ее оставить, – приложив все свои волевые усилия, отрываю его руки от своего лица, надеясь, что человек Адама не успел запечатлеть этот ласковый момент на снимок, который Харт может понять превратно.

– Черт! Ники, ты опять за свое?! – резко вспыхивает Остин. Эта тема всегда выводила его в два счета.

– Да, опять! И это никогда не изменится! Я не оставлю ее с ним одну. Она же умрет без меня.

– Ни черта она не умрет! Просто наконец начнет шевелиться и думать о том, как самой зарабатывать на алкоголь и на покрытие всех долгов своего тупого игромана.

– Остин, давай не будет об этом сейчас.

– А когда, Ники? Ты постоянно пытаешься замять эту тему, но в этот раз я не позволю тебе это сделать и не успокоюсь, пока не сумею убедить тебя перестать и дальше тащить на себе проблемы этих алкашей.

– Тогда сразу говорю: можешь не тратить свои силы. Я не оставлю маму одну с этим ублюдком, и ничто на свете не сможет меня переубедить! Слышишь, Остин? Ничто! – бросаю я голосом тверже стали. Однако весь решительный настрой Рида кричит о том, что он не собирается сдаваться.

Тихо выругавшись себе под нос, Остин вытаскивает из заднего кармана джинсов сложенный пополам конверт и протягивает его мне.

– Даже это?

– Что это?

– Твоя мечта.

– Что еще за мечта, Остин?

– Открой и увидишь, – загадочным тоном интригует он, растягивая губы в мягкой улыбке. И эта его невообразимая улыбка опять поражает меня до самого нутра.

Преисполненная скептицизмом, я неохотно вырываю конверт из его руки и тут же открываю. Вчитываюсь в написанные на листах слова и ничего не понимаю. Перечитываю еще раз, и пальцы рук начинают дрожать. Читаю в третий – и сердцебиение учащается до сумасшедших скоростей, вынуждая наконец перевести потрясенный взгляд с бумаг на Остина.

– Это же…

– Да, – улыбка Рида становится ярче.

– Но это же…

– Да, – кивает он и накрывает мои руки на листах своими. – Да, Ники, это официальное приглашение на вступительные пробы в «Натиду». Они пройдут в середине июня. У тебя есть еще примерно месяц, чтобы подготовиться. Знаю, это немного, но я уверен, ты справишься. С твоим талантом у тебя есть все шансы туда попасть.

– Но… Как? Откуда у тебя это, Остин? Я же даже не посылала заявление, – выдавливаю я один из многих вопросов, кружащихся в моем ошарашенном сознании.

Я не могу поверить, что в самом деле сейчас держу в руках невероятный шанс побороться за учебное место в одной из самых престижных танцевальных академий нашей страны. Одно только приглашение на пробы дано получить лишь избранным, а тем везунчикам, которым посчастливится пройти там обучение, заведомо обеспечено грандиозное будущее в танцевальной карьере.

– За тебя это сделал я, – сообщает он таким тоном, будто это было бы так просто осуществить.

– Ты? Вот так новость! Тогда будь добр просветить меня, гений, как ты умудрился это сделать? Надел белокурый парик и станцевал на камеру вместо меня?

Мой нервозно прозвучавший вопрос заставляет его рассмеяться.

– Нет, малышка, ты что? С моими танцами тебя не позвали бы работать даже в придорожную забегаловку, – его смех до невозможности сладко ласкает слух, но сейчас для меня куда важнее услышать от него объяснения.

Я встаю в самую строгую, выжидающую позу из всех возможных, помогая Остину быстро прекратить смеяться.

– Не смотри на меня так, словно я неандерталец. Я без шуток выдвинул твою кандидатуру на учебу, просто показав директору академии видео твоего танца.

Эти слова пробирают меня до костей мгновенным страхом. Харт же заверил, что уничтожил все следы моего выступления на приеме! Неужели что‑то все‑таки просочилось в сеть?

– Какое видео?! Где ты его нашел?!

Мой чересчур резкий возглас отражается хмуростью на его лице.

– В смысле где? У меня же полным‑полно записей твоих выступлений – начиная со школьных времен и заканчивая сегодняшним танцем на набережной.

– У тебя сохранены мои детские танцы? – до крайности удивляюсь я, ведь даже у меня их нет.

– Все до одного.

Ничего себе! Вот это новость!

– И сегодня ты тоже меня снимал?

– Конечно. И ты была прекрасна, Ники, – он жалит в упор совершенно новым, пронзительным взглядом. – Ты всегда прекрасна в танце. А точнее… Ты и есть танец, малышка. И это понимаю не только я, но и Дакота Уилз поняла тоже.

– Ты показал самой Дакоте Уилз мои танцы? Ты сейчас серьезно?! – от потрясения хватаюсь руками за голову и начинаю ходить из стороны в сторону, своей дерганной реакцией изрядно забавляя Остина.

– Абсолютно. И это письмо – прямое тому подтверждение.

Мне кажется, сейчас каждая клетка моего тела состоит исключительно из шока.

– Ты хочешь сказать, что директор одной из лучших танцевальных академий, в прошлом легендарная артистка кордебалета так просто согласилась встретиться с каким‑то незнакомцем, чтобы посмотреть видео с танцульками непонятно кого?