На поводу у сердца

– Не говори ерунды. Потрясающие парни не доводят до слез таких потрясающих девушек, как ты, – протестую я, прямо‑таки ненавидя себя за то, что причинял ей всю эту боль и все еще продолжаю это делать.

– Нет, Остин. Ты правда потрясающий… Просто, к сожалению, не для меня. Но Николине с тобой, несомненно, повезло. Каждая девушка мечтает о том, чтобы ее кто‑то так любил, как любишь ее ты, – закончив свое откровение, она бросает короткий взгляд в сторону Ники.

Она уже закончила разговор с Барретом и теперь, прислонившись к стене, печатает что‑то в телефоне.

– Вряд ли Николина мечтает о таком, Лара. Может, я и понял, что люблю ее совсем не так, как думал, но она по‑прежнему видит во мне всего лишь брата, – констатирую я, украдкой проводя взглядом по ее стройным ногам с острыми коленками, упругим бедрам, спрятанным под черной тканью юбки, тонкой талии и наглухо закрытой зоне декольте.

Добираюсь до усталого, бледного лица малышки и по его выражению упорно пытаюсь понять, с кем именно она сейчас переписывается – с подругой или же своим таинственным ухажером, с которым наотрез отказывается меня знакомить?

– Ох, Остин, – протяжно вздыхает Лара, плавно приподнимаясь с дивана.

То же следом делаю и я.

Она вскидывает голову, заглядывая мне прямо в глаза, смотрит чересчур внимательно, будто запоминает черты моего лица, а затем растягивает губы в мягкой улыбке и произносит:

– Ты не только потрясающий парень, но и прекраснейший пример того, как даже самые умные люди могут разом превращаться в слепых лопухов, когда дело касается женщин.

И после этих слов Лара приподнимается на цыпочки и со всей присущей ей нежностью целует меня в щеку, пока я и без проникновения в ее чувства отчетливо понимаю, что именно она делает.

Лара прощается. И почему‑то я больше чем уверен, что на сей раз навсегда.

 

Глава 8

 

 

Остин

 

Я думал, самое сложное испытание завершится вместе с окончанием похорон, но я ошибался. Самое сложное ждало меня после.

Да, я, безусловно, рад, что больше мне не приходиться мучиться от грустных чувств других людей, но теперь вместо этого каждый день мне нужно справляться со своими собственными, что беспощадно сгрызают меня, стоит только оказаться наедине с самим собой.

И знаете, как я с ними справляюсь?

Элементарно: я сбегаю.

Да, я делаю именно то, за что Мэгги меня непременно отругала бы – сбегаю от проблемы, как трус, делая все возможное, лишь бы ни на секунду не оставаться в одиночестве, чтобы не встречаться лицом к лицу со всем месивом собственных эмоций.

Прекрасно, не правда ли? Очень по‑мужски. Но не могу я иначе. Нет во мне ни необходимой силы духа, ни времени, чтобы как следует предаться печали и, так сказать, оплакать бабушкину смерть.

Каждый мой день после похорон выглядит в точности, как предыдущий: днем предельная концентрация на последних занятиях и экзаменах в университете, вечером я полным ходом занимаюсь подготовкой к переезду, в чем мне очень сильно помогает Марк, а ночью спасаюсь различными эмоциями моего дотошного соседа по комнате Кевина.

И мой план по избеганию погружения в тоскливые мысли был бы абсолютно идеальным, если бы не одно но: за последние дни я совсем не виделся с Ники. Однако в свою защиту хочу отметить – не только потому, что рядом с ней меня моментально переполняет боль утраты, смешанная с идиотской небратской любовью, которая ей на хрен не сдалась, но и потому, что у Николины все дни были забиты какими‑то делами. А какими – она меня не просвещала. Но мне не составляет труда и самому догадаться, что, вероятнее всего, она проводит время с не пойми откуда появившимся парнем, о котором я ни черта не знаю. И это основательно выводит меня из себя.

Я должен узнать – кто он, и должен сделать это как можно скорее, чтобы дать ему ясно понять, что она в городе надолго не задержится. Я не оставлю Николину здесь одну. И в этом я абсолютно уверен, как никогда прежде.

– Слушай, ты все еще встречаешься с подругой Ники? – невзначай интересуюсь я у Марка, когда мы входим в лифт здания, в котором располагается его квартира.

– Эмилией? – отзывается он, недоуменно изогнув бровь.

– У нее нет других подруг, – мой голос звучит резковато, даже немного грубо, но друг не придает этому значения.

После смерти Мэгги он вообще спускает мне любые непроизвольные выпады в свой адрес и при этом ведет себя со мной в своей обычной манере – непринужденно, весело, немного похабно и нисколько не акцентируя внимание на том факте, что я несколько дней назад потерял человека, который был для меня и матерью, и отцом, и бабушкой в одном комплекте. За что ему низкий поклон, ведь бесконечная череда сочувственных взглядов и совершенно бестолковых соболезнований уже, мягко говоря, сидит в печенках.

– Встречаюсь, а почему спрашиваешь?

Я остро чувствую в нем любопытство с весомой долей трепета, который я отмечаю в нем, наверное, впервые.

Надо же, этому ангелочку действительно удалось чем‑то зацепить гуляку Эндрюза.

– Хотел узнать, может, она тебе что‑то говорила про парня, с которым видится Николина? – максимально спокойным тоном выдаю я, вмиг ощущая резкий скачок удивления в Марке.

– Парень? У Никс?

– Да.

– Нет, Эми ничего такого не говорила. С чего ты вообще решил, что он есть?

– Она сама сказала.

– Сама, значит? – усмехается Марк, добавляя к удивлению щепотку ехидства.

– Да.

– Надо же. И кто он?

– Откуда мне знать?! Потому‑то я и спрашиваю у тебя об Эми, – вновь не сдерживаясь, рявкаю в ответ.

– Да ладно тебе, чего так нервничаешь? Эми ничего не говорила. Мы с ней вообще не обсуждаем Никс. К тому же если я не ошибаюсь, последние дни они не встречались. Может, за это время у нее кто‑то и появился, – с деланным равнодушием произносит Марк, пока любопытство и некое волнение в нем лишь набирает обороты.

Это еще какого хрена означает?

– И ты ее ни с кем не видел? Вроде бы ты говорил, что вы с ней подружились, – напоминаю я его же слова, едва справляясь с возрастающим негодованием.