Нам можно всё

За этот месяц, что она держала меня в игноре, я работал. Ни на что другое сил просто не было. Забросил зал, занятия по актерскому мастерству и речи. Забил на всё и на всех.

Честно, даже не ожидал, что этот странный разрыв так ударит по психике и менталке. Раньше подобного не случалось. А здесь…

На стены лезть хотелось. Тусил, конечно, не святой. Но это просто чтобы не сидеть в четырех стенах. Невыносимо было оставаться одному.

Я по ней скучаю. Думаю постоянно. Злюсь.

До сих пор не могу смириться с тем, что она не захотела со мной уехать. Я искренне ее звал, думал, что так правильно, если мы вместе.

У нее семья, братья, сестры, отец этот, знаю, но не понимаю, как можно постоянно выбирать не себя?

Наверное, во мне говорит махровый эгоизм, но я искренне хотел, да и хочу для нее самого лучшего.

Две недели назад сорвался, сразу после смены, двинул в наш город. У меня было восемь часов в запасе, чтобы приехать, поговорить с ней и уехать. А вместо этого случайно пересекся с Вадей. Адекватный разговор длился пару минут, до момента, пока Вадик не встал на дыбы.

– Не приближайся к ней больше! Моя сестра и так из‑за тебя настрадалась.

В тот момент хотелось его послать. Но я решил, что правильнее будет сгладить. Правда, не вышло.

– Это не тебе решать, – отвечаю флегматично и почти сразу получаю за это по морде.

Уже второй раз за время нашей дружбы я не дал ему сдачи, потому что дело касалось Алёны. Он прав, я бы на его месте вел себя так же, если бы дело касалось Юли, моей сестры.

В итоге с Алёной я тогда не увиделся. Вернулся в Москву. В каком‑то плане, наверное, даже прислушался к Исе. Что бы я ей сказал? А она? Что бы нового от нее услышал? Ничего. Дебильная ситуация.

Сжимаю пальцами переносицу и выдыхаю дым.

– Ты чего кислый такой? – незаметно подкравшаяся Марьяна толкает меня локтем в бок.

– Так, – отмахиваюсь.

– Проблемы? Не пойми неправильно, но мы вместе работаем в кадре, а ты косячишь второй день, Шумаков. Мы партнеры на ближайшие полгода. Так что твои тайны и проблемы – мои.

Улыбаюсь и снова затягиваюсь. На камеру мы с Марьяной играем любовь, в жизни поддерживаем вполне себе теплые отношения. Химия на площадке возникла сразу, с ней по‑другому просто нереально.

Она, кажется, к кому угодно найдет подход. Открытая, веселая, искренняя и крепко замужняя, что немаловажно. Этот фактор особенно порадовал после отношений с РиРо.

– Походу, скоро стану отцом.

– Вау, – Марьяна аж присвистывает. – Ты? Удивительное и невероятное, Мот.

– Да уж.

– Судя по настроению, рад ты несильно.

– Не знаю. Не понимаю, если честно. А ты сама хотела бы?

– Я замужем третий год и о детях еще вообще не думала.

– А если бы так вышло?

– Матюш, презервативы есть, вообще‑то, в двадцать первом веке живем.

– Ха‑ха!

– А если серьезно, то аборт бы делать не стала. Последствий куча, да и как‑то страшно убивать кого‑то внутри себя. Даже набор клеток. Карма, все дела… Мозги проветривай и возвращайся. Хотелось бы уже закончить на сегодня. Спать хочется.

Киваю. Марьяна уходит, а я понимаю, что от сигареты остался один фильтр.

Я не думал о детях. Вообще. Ни в каком контексте. Все это было далеким и неинтересным. Пока, по крайней мере.

Достаю телефон. Несколько пропущенных от мамы, но на часах глубокая ночь, поэтому резоннее будет перезвонить ей утром.

Открываю «звонки». Палец зависает над Алёнкиным контактом.

Если я ей сейчас позвоню, то что скажу?

Во время нашего прошлого разговора я повел себя как мудак. Какого‑то хрена спросил, мой ли это ребенок… Дегенерат, одним словом. Злился на нее. Месяц она делала вид, что знать меня не знает, и, судя по всему, продолжила бы, если бы не ребенок.

Это паршиво – осознавать и входить в какие‑либо отношения, мириться чисто по залету. Ту мач просто.

Прячу телефон обратно в карман. Следующие три часа проходят под камерами, с площадки планирую ехать домой. В глаза словно песка насыпали.

– Мот, – Захар ловит меня у тачки. – Мы решили в бар заскочить.

– Какой бар в восемь утра? – упираюсь ладонью в капот.

– Есть такие, – лыбится.

Бегло оцениваю ситуацию и свое состояние. Завтра у меня нет съемок, а мозг вот‑вот лопнет от происходящего. После обеда я собирался ехать в наш город, чтобы поговорить с Алёной вживую, как ей и обещал.

– Мы на часок. Задолбались все сегодня. Отбиваться от коллектива…

– Да понял я, понял, – открываю тачку.

– Лучше на такси, обратно ты как на ней поедешь? – бьет ладонью по крыше моей машины.

– Ну, поехали тогда уже.

В баре начинает крутить еще сильнее. Отовсюду льются разговоры, и они, естественно, не только о работе. Трещат обо всем. Краем уха слышу, что кто‑то рассказывает про залетевшую девку, с которой потрахался пару раз, и теперь собирается отправлять ее на аборт. Когда разговоры вообще уходят в сторону детей, не улавливаю. У нас молодой каст. Средний возраст – двадцать два года, плюс‑минус. Поэтому дети и беременности воспринимаются в штыки.

Откидываюсь на спинку дивана затылком и прикрываю глаза. Какой по счету стакан пью, понятия не имею. Домой приезжаю около часа дня и засыпаю на диване в гостиной.

Прихожу в себя глубокой ночью. Башка трещит. Кажется, последний шот был лишним, ну или последних четыре как минимум.

Тянусь за телефоном, который все это время валялся у дивана на беззвучном. Чекаю пропущенные – восемь. Все от матери.

Тру лицо. Поднимаюсь на ноги и иду в душ. По дороге заглядываю в холодильник и достаю бутылку воды. Зажимаю смартфон плечом. Жадно глотаю минералку и слушаю гудки. Десять вечера. Спать она точно не должна.

– Ну наконец‑то! У тебя совесть есть?

Ма наезжает без приветствия. Высасываю остатки воды из бутылки, сминаю пластик и выкидываю в урну.

– И тебе привет, – смотрю на себя в зеркало, уже в ванной. Рожа помятая. – Работал, – вру. – Позвонил как смог.

– А перерывов у вас не бывает? – язвит мама.

– Чего ты хотела?