Намек. Архивный шифр
Впервые братьями была допущена та небрежность, которая извинительна только при событиях чрезвычайных: все вместе, группой человек в тридцать – сорок они покинули башню. Не надевая уже плащей, в мундирах и при оружии, они производили впечатление командиров, съезжавшихся для срочного совета, а теперь распущенных для исполнения решённого. Между тем кони с вестовыми для сохранения секретности были оставлены подальше – у кого на площади, а у кого – в сплетении переулков. Военные, коротко простившись, поспешили каждый в свою сторону. Они скоро встретятся. Нет нужды ни времени назначать, ни места. Всем путь – на Смоленскую дорогу.
В дороге придётся соблюдать правила. Не болтать с попутчиками, песен не петь – нужды нет, весёлых ли, печальных, боевых ли. Воздержаться от выпивки, а лучше – и от вкушения пищи, разве за исключением самой простой – хлеба да воды. Придётся позволить непосвящённым гадать, отчего бравый полковник, боевой генерал, удалой поручик охвачены думами: погружённость в стратегические расчёты тому виной, или тревожные предчувствия, или – неужто?! – робость закралась в сердце? Всяческие подозрения посторонних ничтожны перед задачей, легшей нынешним утром на плечи членов братства. Они должны довезти самый эфемерный на свете груз и возможно меньше расплескать в дороге.
Военные спешили. Шаги их быстро отзвенели вдали, слились с обычными звуками города: цоканьем копыт, скрипом телег и возков, скрипом воротка колодца, криком петуха, плеском вкуснейшей мытищинской воды в бочке водовоза, звонкими, задорными выкриками лотошников, тихим щебетом синиц и барышень в бабушкином саду.
Москва насторожилась, зная о подступившей опасности. Москва ждала решения участи Отечества и собственной судьбы. Но, готовая в любой час всполошиться, Москва ещё не знала о грядущей беде, тем менее – о грядущем огненном обновлении. Нынче город ещё оставался внешне спокоен.
Штатским назначено пребывать в Москве. Им некуда было торопиться. Прежде, чем расстаться, люди растерянно потоптались по лугу под розовыми стенами башни. Траву за лето частью остригли козы и коровы, частью высушило солнце, однако обильные росы – верный спутник грядущей осени – сделали своё дело, и луг зазеленел молодыми ростками.
– Убеждён, нам следует вернуться в центр города, и там… Там свершится то, что должно… – осторожно произнёс один из братьев.
Говоривший не испытывал уверенности в своих словах и не сумел бы изъяснить, чему же «должно» свершиться. Однако другие его правоту смутно чувствовали и с ним согласились. И ещё чувствовали, не понимая вовсе, что им не следует держаться кучно, что надо разойтись и каждому ощупью, наитием подыскать своё, верное место. А разум советовал идти к Кремлю.
Разум – худой советчик в делах, для ума запредельных.
Братья ещё не знали тогда, не могли и помыслить, что город имеет свою нервную сеть, что действие, произведённое в узлах этой сети, в сотни, тысячи раз сильнее резонирует.
Выйдя в суету улиц, они уже утратили ментальную связь с таинственной субстанцией, что вошла в каждого из них во время ритуала. Их неподготовленные тела стремились вытолкнуть из себя чужеродное. Их души не могли вместить того, что вовсе не людям предназначалось.
Каждый побрёл своим путём: кривыми переулками и мощёными площадями, меж покосившихся сараев и барских усадеб, меж величественных каменных палат и гнилых заборов. Золотые орлы строго поглядывали на них с кремлёвских башен; подмигивала мириадами серебряных искр река.
Золотистый пар незаметно поднимался над фигурами людей, летел в подёрнутую дымкой небесную голубизну. Он растекался над городом, и город впитывал живительную субстанцию. Но её мало осталось, она была распылена, она была слишком ослаблена неверно проведённым ритуалом.
Следовало направить субстанцию сразу вверх, как бы подтолкнуть в небеса. Но, оказавшись под островерхой крышей башни, она принуждена была опуститься обратно и распределиться между участниками ритуала. Только так она могла быть вынесена на свободу. Никто не стремился сознательно присвоить дар, заключённый в испарениях таинственного эликсира, однако невольно каждый впитал в себя столько, сколько тело и душа его могли воспринять. Пресытившись, они исторгли остатки, и вот эти‑то остатки воспарили над Первопрестольной, но, увы, не так, как надо бы для достижения полного эффекта. Кроме того, большая часть субстанции досталась военным, и те повезли её с собой на поле предстоящей брани, не зная толком, для чего делают это, но надеясь, что её незримое присутствие принесёт удачу в бою.
Как ни старались военные довезти субстанцию до места назначения не расплескав, им это не удалось: всю дорогу золотистые пары эликсира Новикова поднимались над ними ввысь, пропадали без всякой пользы…
Генеральное сражение не было проиграно. Однако сражение не было и выиграно. Москва была сдана неприятелю, поругана им и лишь огнём очистилась от скверны.
Братьям не занимать было храбрости; они умели смотреть правде в глаза. Из допущенной ошибки были сделаны верные выводы. История самой тайной масонской ложи Москвы только начиналась.
Часть первая
Архивное дело
…Истина едина, и всякий, кто сумел открыть хоть частицу её, был, есть и будет наш брат. В этом смысле розенкрейцеры всегда существовали, существуют и будут существовать, пока не исчезнет человечество.
Вс. Соловьёв. Великий розенкрейцер
Глава 1
Погружение в историю
– Что ты здесь делаешь?
Странный вопрос в устах незнакомца! Молодой господин, одетый скромно, но явно не дёшево, смотрел сверху вниз: долговязый. Не понятно, что ему нужно.
Николай молчал, ещё не найдясь с ответом, и господин добавил:
– Ты занят чем‑то или ищешь работу?
Николай быстро огляделся по сторонам и ответил вполголоса:
– Ищу, сударь.
– Ты чего‑то боишься?
Николай вздохнул. Палатки в двух шагах, покупателей по дневному времени не много. Торговцы запросто услышат и приглушённый разговор. Если захотят, передадут тем разбойникам у входа. Придётся выскочить из рядов в сторону Сенной, к угольным и дровяным развалам, и быстро затеряться в арбатских закоулках. Больше на Смоленский рынок не ходить. А жаль.
– Мне не полагается искать здесь подённого найма, – сказал он спокойно и уже не пытаясь приглушить голос.
