Не его Золотая девушка
Ему удается схватить меня за руку, и мне противно ощущение, которое вызывает это прикосновение. Ненависть и что‑то еще. Но «что‑то еще» – лишь иллюзия, наркотическая зависимость от эмоционального насилия. Я наблюдала это у своих родителей. Кто‑то из них делает какую‑нибудь гадость, дабы навредить другому, а потом они каким‑то магическим образом оказываются в койке. Я не такая. Я полна решимости разорвать этот порочный круг.
– Я просто хочу поговорить с тобой.
Его голос эхом отражается от трех стен, окружающих нас, ведь я каким‑то образом умудрилась свернуть направо, в тупик. Эта школа такая огромная, что я все еще иногда путаюсь.
Я поворачиваюсь лицом к Уэсту, потому что у меня нет выбора. Он быстрее и сильнее меня, а это значит, что и обогнать его тоже невозможно.
– Держись от меня нахрен подальше, Уэст.
Мой голос напряжен от эмоций. Вот почему я уверена, что глаза тоже красные и остекленевшие. А еще я уверена: он знает, что я снова собираюсь заплакать. Уже, наверное, в сотый раз с субботы. Только мои слезы – не признак слабости. Это признак того, что я чертовски зла и сыта по горло его гребаным величеством.
Клянусь, Уэст только что услышал мои мысли. Его дьявольские зеленые глаза изучают мое лицо. Он читает меня без труда. Но все, что сможет найти, – это гнев и боль.
Он глубоко дышит, и его челюсть снова напрягается, когда он подходит ближе.
– Я просто… Мне нужно, чтобы ты знала, что я…
– Нет! – выкрикиваю я. – Ты ни черта не имеешь права мне говорить. В реальном мире все не так работает. Я знаю, ты привык водить девчонок за нос, заставлять их сохнуть по тебе, независимо от того, насколько мерзкую хрень ты сотворил. Но я не такая, как они.
Я почти ожидаю, что он начнет отнекиваться, лишь бы насолить мне, но Уэст молчит. Это в очередной раз доказывает, насколько он непредсказуем, как трудно определить его поведение. Ох… И снова эти чертовы слезы. Ненавижу себя за то, что не могу сдержать их.
Уэст пристально смотрит на меня, и я не могу понять, о чем он думает. Его крепкая грудь и плечи медленно поднимаются и опускаются, и я вглядываюсь в то место, где должно быть его сердце. Только я знаю, что там нет ничего, кроме дыры, наполненной тьмой.
Уэст открывает рот, чтобы заговорить, но то, что он произносит, даже не является законченным предложением.
– Черт, я…
Слова обрываются, и он проводит рукой по лицу, все еще не поднимая взгляда от пола.
– Посмотри на себя, – усмехаюсь я. – Сказать тебе, что самое отстойное? Я думаю, ты знаешь, что на этот раз зашел слишком далеко, но твоя гордость даже не позволяет тебе признать это.
Полсекунды спустя Уэст встречается со мной взглядом, и я сожалею, что бросила ему вызов. В его радужках отражаются неожиданные эмоции, и теперь я больше, чем когда‑либо, убеждена, что он великолепный актер. Вероятно, за эти годы у него было много практики. Вся эта сцена – очередное напоминание о том, что ему нельзя доверять.
– Зачем ты погнался за мной? – огрызаюсь я. – Не хватило субботних унижений?
– Это не…
Его слова снова обрываются, и меня тошнит от игры, в которую он играет.
– Это последний раз, когда ты разговариваешь со мной, – заявляю я, успевая отойти от него всего на несколько шагов, прежде чем он крепко хватает меня за руку. Он не причиняет боли, но у меня не получается легко отстраниться.
Я трушу посмотреть на него, но сейчас, стоя с ним плечом к плечу, краем глаза ловлю его взгляд, наполненный каким‑то притворным отчаянием.
– Знаю, я все испоганил, – признается Уэст с тихим хрипом. – Но я пытаюсь все исправить.
Ответ уже звучит в голове, но сквозь бурю чувств я не могу понять, чем он подкреплен – гневом или отвращением.
– Ах, вот оно что. Значит, ты хочешь все исправить, – говорю я с ноткой сарказма. – А это чудесное решение отменяет мое пребывание на испытательном сроке?
Смотрю прямо на него. Его брови напрягаются.
– Они угрожали выгнать тебя?
Я смеюсь, несмотря на слезы, текущие по лицу.
– Уэст, не смей притворяться, будто это сюрприз для тебя, – усмехаюсь я. – А что, по‑твоему, должно было произойти? Они всегда видели во мне только нищебродку с юга, а это значит, что я расходный материал.
Я оглядываю его с головы до ног и решаю, что победило все же отвращение, но гнев по‑прежнему силен.
– Я не думал, что они зайдут так далеко.
– Хм. Что ж, теперь ты знаешь. Так что поздравляю. Это то, чего ты хотел с тех пор, как я впервые переступила порог школы, верно?
Его взгляд опускается, и он демонстрирует еще больше ложного смирения.
– Я не буду оправдываться за то дерьмо, которое творил раньше. Но я не могу позволить тебе думать, будто то, что произошло в субботу, было преднамеренным. Я бы не сделал ничего подобного.
Еще один сердитый смешок.
– О, неужели? Значит, ты выгнал меня ненамеренно?
Его челюсть сжимается, как и раньше, и он вздрагивает, услышав мой вопрос.
– Я был сам не свой и…
– Пошел ты, Уэст, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – С тобой покончено, с меня хватит твоего дерьма.
Одним резким рывком я освобождаюсь из его плена. Теперь, когда я свободна, можно только догадываться, осознает ли Уэст, что это конец.
Я больше не под его влиянием.
Делаю несколько шагов в сторону, но, услышав в кармане мелодию рингтона Скарлетт, останавливаюсь. В основном потому, что сейчас середина дня, а она никогда не звонит во время занятий.
Не звонит, если все в порядке.
– Что случилось? – отвечаю я, и в моем голосе уже слышится отчаяние.
– Я заперлась, но, думаю, они еще там.
От этих слов у меня сжимается сердце.
– Кто? Где ты? Объясни нормально.
– В туалете для девочек. Второй этаж, рядом с восточной лестницей, – отвечает сестра.
Я точно знаю, где она сейчас – в туалете моей старой средней школы.
– Я сопротивлялась, – продолжает Скар, – но их было слишком много. Мне пришлось спрятаться.
Слова неразборчивы из‑за ее тихих всхлипываний, но я слышу достаточно, чтобы понять: я нужна своей сестре.
– Не двигайся, Скар. Я уже в пути. Просто оставайся там, где ты сейчас, и жди меня.
– Хорошо, только поторопись.
Прежде чем я успеваю сказать ей оставаться на линии, связь обрывается. Опасаясь, что тот, от кого она прячется, найдет ее, я не перезваниваю.