(Не) в кадре
Вероятность того, что посетитель пожаловал из Российского консульства – отметаю сразу. Мужчина чеканит шаг в мою сторону. По мере его приближения, замечаю отличительную нашивку сотрудника ФСБ на кителе и майорские звезды на погонах. Однако важная птица ко мне залетела.
– Максим Красавин? – задав риторический вопрос, фсбшник пихает под нос свои корочки. Я коротко киваю. – Майор Никитин, – представившись, он убирает удостоверение и усаживается на стул.
На упитанной морде ноль эмоций, в прищуренных мутновато‑серых глазах проскакивает недовольство, словно его выдернули с особо важного задания и засунули в жопу мира, чтобы решать проблемы какого‑то рядового репортеришки.
– Как вы себя чувствуете, Максим? – неожиданно справляется о моем здоровье майор Никитин.
– Терпимо, – озадаченно сдвигаю брови к переносице и морщусь от боли. Свежий шрам, пропахавший мою физиономию от правого виска до скулы, дает о себе знать при малейшем движении лицевых мышц. – Можно узнать, чем я заинтересовал службу безопасности?
– Вы помните, как попали в Тегеран? – проигнорировав мой вопрос, Никитин задает свой, который, по всей вероятности, считает важнее.
– Меня эвакуировали из окрестностей столицы Йемена, – выдаю единственную версию, которая у меня есть.
– Это не так, – возражает Никитин. – Вас доставили сюда из госпиталя городка Самита, находящегося в провинции Джизан. Вы знаете, где это?
– Территория Саудовской Аравии, граничащей с Йеменом, – быстро отвечаю я, не имея ни малейшего понятия для каких целей меня транспортировали из одной страну в другую, а потом в третью. – Объясните, что происходит, майор?
– Что вы делали в Йемене, Максим? – он продолжает допрос, уходя от прямых ответов.
– Я – аккредитованный фоторепортер и выполнял журналистское задание вместе со своей съёмочной группой. Мы должны были снимать репортаж о продвижении гуманитарной колонны и доставке груза в Сану.
– Чье задание?
– Magnum Photo совместно с французским BBC News.
– Как давно Люк Пикард и Рауль Девиль работают на BBC?
– Полгода, – поковырявшись в памяти, отвечаю я. – Может, чуть больше. Они не пострадали? – горло перехватывает от волнения, за грудиной саднит, словно чертов осколок все еще торчит в паре миллиметрах от сердца.
– Ваши коллеги сейчас находятся на лечении в Джизане, их жизни ничего не угрожает, – Никитин делает паузу, позволив мне выдохнуть и переварить информацию. Вопросов по‑прежнему до хрена, но парни живы – это главное. – Вероятно, им придется там задержаться, – продолжает майор, не сводя с меня препарирующего взгляда. – У службы внешней разведки Эл‑Рияда есть вопросы к вашим друзьям.
– Какие вопросы? – прочистив горло, напряженно уточняю я.
Это какой‑то бред. Каким боком разведка Саудовской Аравии имеет отношение к гуманитарному грузу из Франции? Разумеется, я в курсе, что конфликт между саудитами и йеменскими хуситами тянется не одно десятилетие, но причем тут наша съёмочная группа? Мы сопровождали грузовики с продуктами питания и медикаментами в голодающую страну, а не колонну с боеприпасами для военных Йемена.
– Мне неизвестно в чем конкретно их обвиняют. Пикард и Девиль – французские поданные. Пусть ими занимаются соответствующие спецслужбы. Моя первостепенная задача – вы, Максим, и ваша безопасность. – заявляет Никитин. – Не думайте, что было легко договориться со службами Эр‑Рияда о вашей депортации в Иран. Пришлось задействовать ГРУ[1].
– С чего вдруг такая повышенная забота о моей скромной персоне со стороны российских спецслужб? – я недоверчиво прищуриваюсь, снова тревожа свежие швы, наложенные на правую сторону лица.
– У вас весьма влиятельные покровители, Максим.
– Это какая‑то ошибка, – скептически усмехнувшись, я отрицаю нелепое заявление.
– Ошибка исключена, – глядя на меня исподлобья, утверждает майор.
Пульсация в башке усиливается, в мыслях – полнейший кавардак. У меня нет и никогда не было никаких связей в органах. За три года я всего два раза появлялся в Москве и общался исключительно с членами семьи. Поэтому то, что говорит Никитин, звучит как полнейший абсурд.
– Кто? – сглотнув вязкую слюну, пытаюсь прояснить, о каких высокопоставленных покровителях речь.
– Ответы на подобные вопросы не входят в зону моей компетенции. Я всего лишь выполняю приказ.
Никитин переводит взгляд на свой телефон, где высвечивается входящее сообщение. Прочитав послание, майор меняется в лице и переключает свое внимание на меня. Смотрит изучающе и с особым пристрастием.
– Завтра вас доставят медицинским спецбортом в Бурденко[2]. Лечение продолжите там. Доктор Чамран подготовит вас к перелету.
– Я под подозрением?
– Нет, – отрицательно качает головой Никитин, но я склонен придерживаться другого мнения.
– Место моей постоянной работы – Париж. Я могу продолжить лечением там.
– Вы вернетесь туда, как только выпишитесь из Бурденко.
– Я могу отказаться?
– Нет, – ледяная улыбка приподнимает уголки мясистых губ.
– А получить свой телефон?
– Ваш телефон и все материалы изъяты во время эвакуации в Джизан. Боюсь, что вернуть их не получится.
– Мне нужно связаться с офисом агентства и сообщить о случившемся, – настаиваю я.
– Они в курсе. Вам предоставлен бессрочный отпуск до конца реабилитации. – Майор резко поднимается, окидывая меня нечитаемым взглядом. – Всего доброго, Максим. Желаю вам легкого полета и скорейшего выздоровления.
Перелет я переношу сносно, пребывая в каком‑то коматозном состоянии, блуждая между сном и явью. Перед посадкой в самолет, куда меня как немощного инвалида загрузили на носилках, молчаливая медсестра в хиджабе вколола мне лошадиную дозу снотворного. Подозреваю, что в шприце было что‑то еще, влияющее на когнитивные способности. Мои эмоции словно приглушены, реакции заторможены, в мыслях штиль и пустота.
До Бурденко меня доставляют на вертолете, как важную, мать его, персону. Размещают в отдельной палате. Безучастно отмечаю, что конвоя за дверью нет. Не понимаю хорошо это или плохо. Мне все равно.
[1] ГРУ – Главное управление Генерального штаба Вооружённых сил Российской Федерации.
[2] Имеется в виду главный Военный Клинический Госпиталь им. академика Н. Н. Бурденко в Москве.
