Нечаянное зло

Звонков было много. Часть коллег рекомендовала ему заблокировать Болонский процесс в родном университете. «Не надо нам иностранщины», – твердили они. Другая часть была склонна адаптировать его к камскому менталитету: «Мы должны показать гибкость, приспособив лучшие зарубежные практики к исконным корням». Кирилл Борисович делал вид, что внимательно слушает и даже записывает. «Минутку, я пишу», – через раз повторял он.

В эти дни он лишь однажды появился на факультете, чтобы прочитать лекцию. К его изумлению, аудитория была до отказа набита студентами – слухи, очевидно, дошли и до них. Казалось, их пришло даже больше, чем было на потоке. Хабарова поразило и то, что никто не опоздал, ему с жадностью внимали, а волоокая слушательница в середине зала припрятала «Шишкин лес» куда‑то под стол. Ради лектора она пошла на нарушение питьевого режима. С ума сойти…

Самый ожидаемый звонок поступил от Максима.

– Шеф, вы были правы, – выпалил Макс, – с Каретной не все однозначно. Вообразите, незадолго до смерти она ушла с журфака.

– Не может быть!

– Еще как может. По собственному желанию. Подала заявление в конце ноября. Просила отпустить без отработки. Во как! – Дистанция, разделявшая собеседников, не могла скрыть довольство Максима собой.

– А причины объяснила?

– Говорила, по здоровью. Сильно настаивала, приперла декана к стенке. Тот возражал и, как считают, не очень‑то ей поверил. Да и другие тоже. Но деваться некуда – просьба уважительная!

– Мало ли. О таких вещах не говорят на каждом углу.

– Как сказать. Думаю, это зависит от человека. – Макс сослался на свою тетку, много лет озабоченную то ли мнимыми, то ли настоящими недугами. Она каждый год собиралась умирать, но живет до сих пор, как будто с сожалением заключил он.

– Если Каретную на самом деле беспокоило здоровье, то моя версия летит к чертям, – засомневался Кирилл Борисович, – но факт остается фактом, Светлана скоропалительно уволилась, что еще больше наводит на подозрения. Удалось узнать что‑то еще?

– Немного, – откликнулся Максим. – С ней расстались с сожалением, поскольку считали классным лектором. Да и самой ей работа в универе, по словам коллег, нравилась. А потом, увольнение между семестрами поставило факультет в трудное положение. Замену преподавателю в это время найти не просто.

– А прежде она не заикалась об уходе?

– В том и дело, что нет. Полная неожиданность.

Кирилл Борисович помолчал. Он обдумывал дальнейшие шаги. Следует разузнать о состоянии здоровья Каретной. Но каким образом? Заглянуть в ее карту в поликлинике, почитать анамнез? Или расспросить близких знакомых? Определенно, их можно найти в редакции.

– Максим, слушаешь? Я должен встретиться с директором агентства. Ты же знаком с ним? Позвони и договорись о встрече. А я поговорю с Дымовым, он удивится увольнению Каретной не меньше нашего.

Предположения насчет Дымова оказались напрасными. Старший следователь стоически выслушал Кирилла Борисовича, но остался равнодушен к новости об увольнении Каретной.

– Разве это опровергает или хотя бы колеблет вывод следствия о скоропостижной смерти? – был непреклонен майор. – Каретной просто не повезло. Она умерла молодой, во цвете лет. И здесь ничего ни убавить, ни прибавить. Это факт, подтвержденный экспертизой. Я сто раз говорил вам об этом.

– Смерти журналистки предшествовали малопонятные обстоятельства, количество которых с каждым днем растет, – возразил профессор. – Сначала пропажа собаки, сейчас – скороспелое увольнение.

– Тут вы передергиваете. Его‑то она как раз объяснила. Сами же сказали, что Светлана мотивировала свой уход плохим самочувствием. Кирилл Борисович, при всем уважении к вам, но дело закрыто! – От былого радушия следователя не осталось и следа.

– No problem. – КэБ раздумывал, стоит ли сказать Дымову о предстоящем визите в агентство. В последний момент он все же решился: – Я хочу встретиться с редактором.

– Прогуляйтесь, – повеселев, ответил Дымов, – он произведет на вас впечатление.

 

Глава 8

 

На встречу Хабаров направился со своим помощником. Это будет не лишним, решил он. Макс не чужой в агентстве человек, что упростит разговор и сделает его более доверительным. А кроме того, у них появится возможность обсудить услышанное и наметить новые шаги.

Аудиенцию назначили на одиннадцать утра. Кирилл Борисович надел хорошей вязки темно‑зеленый кардиган с двумя рядами пуговиц, который как влитой сидел на его ладной фигуре. Подобрал в тон темного цвета рубашку, оттенил ее красным галстуком, подаренным ему супругой к 23 февраля. Выглядел он вполне презентабельно, однако чувствовал себя более непринужденно, нежели в строгом костюме.

Оказавшись в редакции, Кирилл Борисович понял, что здесь его гардероб вряд ли оценят. Все, кого он увидел, сплошь были в видавших виды свитерах, поношенных кофтах и затертых джинсах. Максим, свободно ориентирующийся в лабиринтах агентства, вел его по длинному коридору, с обеих сторон которого за стеклянными перегородками, прилипнув к мониторам, работали сотрудники – немногочисленные и преимущественно молодые.

– Не офис, а аквариум какой‑то, – бросил он шагавшему впереди Авдееву.

В этот момент КэБ вник в истинный смысл понятия «творческий беспорядок». На рабочих столах вперемешку с бумагами, карандашами, скрепками и прочей канцелярской дребеденью находились банки кофе, пачки с чаем, коробки рафинада, сухари, баранки и другой перекус в целлофановой и картонной упаковке. Стены кабинетов были густо завешаны календарями, фотографиями, постерами, приколотыми кнопками с разноцветными пластмассовыми головками. В воздухе витал запах отвратительной смеси из табачного дыма, дешевой еды и заношенной одежды. Если СМИ все‑таки четвертая власть, подумал Кирилл Борисович, то очень неряшливая. И эти люди формируют информационную повестку в городе? Не много ли берут на себя эти ребята?

Окончательно его добил главный редактор – здоровенный детина в безразмерных джинсах и черной футболке с надписью, едва не заставившей Кирилла Борисовича расхохотаться: «Icon Style». В левом ухе главреда поблескивала золотая серьга.

– Альберт Николаевич Рассказов, – представился он тонким голосом, забавно диссонирующим с его огромными размерами. – Для вас просто Альберт… – Рассказов учтиво протянул руку профессору. – Располагайтесь.

«Хорошо, что он еще не разрешил называть себя Аликом», – прикинул Кирилл Борисович.

Пока чувствовавший себя вольготно в знакомой обстановке Максим перебросился с редактором несколькими фразами, Хабаров огляделся вокруг. Рассказовские пенаты ничем не отличались, а то и превосходили по степени захламленности кабинеты его подчиненных: те же горы бумаг, утыканные булавками стены, пирамида из немытых чайно‑кофейных приборов. Что же, каков поп, таков и приход.