Невеста Черного Герцога, или Попала в драконий переплет!

– Кажется, тригаст, вы упустили важную деталь,– осторожно проговорила я,– для чего он нужен? Правильно ли я понимаю, что алтарь забирает магию умершего родича?

– Да. Часть этой силы теряется в процессе, м‑м‑м, переноса. И первые три‑четыре поколения наличия алтаря не многое дает роду, так, легкое усиление,– дракон вздохнул. – Но чем больше разной силы собрано в алтаре, тем яростней она кипит, сталкивается друг с другом и умножает сама себя. А переизбыток силы, через привязку, переходит всем родичам. Первый, самый мощный поток, питает главу рода. И дальше по старшинству. Алтарю моего рода больше двух тысяч лет. И пусть мы, драконы, живем дольше людей, сменилось уже больше тридцати колен.

Меня пробрал озноб. Представить эту мощь я не могла, но… Получается, он знает всю свою семью на две тысячи лет назад?! Я, к примеру, не знаю уже своих прапрабабушек.

– Теперь, когда ты понимаешь, что такое родовая сила, я объясню, в чем беда моей Лииры. Брат встретил свою возлюбленную в ночь тысячи духов. Ты знаешь, что это за ночь, верно?

Тут мне пришлось покивать, но я очень смутно представляла, что это такое. Что‑то вроде всеобщего магического праздника, о котором не принято говорить.

– И результатом этой ночи стала беременность Валенсии. В любом другом роду это посчитали бы благодатью,– Ферхард криво улыбнулся,– но только не в нашем. Наша сила убивает бастардов, даже еще не рожденных, в случае, когда нет законного наследника. Брачный обряд убил бы малышку Лииру, выжег бы ее из тела матери.

– Но ведь ваш брат – её отец, и он же будущий муж,– нахмурилась я.

– У магии нет разума, но есть своеобразные правила. И правила эти закладываются в момент создания алтаря. Сейчас никто не может сказать, о чем думал тот первый Эльтамру, но,– тут тригаст развел руками,– родовая сила убила бы Лииру, женись мой брат на своей беременной возлюбленной. И точно так же эта сила убьет малышку, если я попытаюсь привязать ее магию к алтарю сейчас. Ведь законного наследника по‑прежнему нет.

– То есть, у нее нет ни шанса? – ахнула я.

– Брат собирался жениться на Валенсии, сразу после родов. Затем они должны были зачать еще одного ребенка, и уже после рождения законного с точки зрения магии наследника, Лиира могла быть введена в род. Те же самые правила распространяются на нее и сейчас. Только мне сначала нужно встретить ту самую,– Ферхард криво усмехнулся,– а учитывая, что я до сих пор не нашел убийц брата… Меньше всего я хочу случайно породниться с теми, кого планирую казнить по всей строгости закона.

Медленно выдохнув, я тихо спросила:

– Почему вы думаете, что можете породниться с убийцами?

– Брат был силен,– горько сказал тригаст,– да и Валенсия вовсе не была робким и нежным цветочком. Однако их убили ровно в тот день, когда родилась Лиира. Я не был готов принять на себя удар родовой магии, которая обрушилась на меня, как на единственного оставшегося Эльтамру. Неделя, которую я пролежал в горячке, отдалила меня от убийц. Эхо преступления может быть подхвачено лишь в первые сутки. Так же есть три часа, чтобы снять оттиск магической энергии, после она замещается новыми фрагментами. Но что самое гнусное, на все эти действия я должен был дать разрешение. И, придя в себя, мне пришлось выкупать из заключения дядю Лииры – он пытался подкупить капитана стражи, убедить его поднять эхо преступления.

Ферхард покачал головой:

– Тайв до сих пор не простил ни себя, ни меня.

– А вас за что прощать?

– За то, что не справился с ударом, за то, что утратил контроль над силой.

Было видно, что дракон и сам себя не простил. И я не представляла, что тут можно сказать.

Но мне и не пришлось – он встряхнулся, натянул на лицо искусственную улыбку и мягко проговорил:

– Хватит обо мне. Теперь ваша очередь открывать тайны прошлого, тригастрис Эльсиной.

– Вы же сказали, что мне не стоит так себя именовать? – сощурилась я.

А он просто развел руками:

– Вы правы, мне просто захотелось еще раз услышать, как это звучит. Итак?

Кивнув, я переплела пальцы и сосредоточилась. Что я могу ему сказать? Говорить о том, что я из другого мира – глупо. Мне еще не довелось встретить каких‑либо упоминаний о таких вот «попаданцах», а значит…

«Не буду рисковать».

– Моя память подводит меня,– я посмотрела ему в глаза,– а мое прошлое всплывает эпизодами, в которых я лишь бестелесный призрак. Лисария Тремворн, матушка, очень боялась этого дара. Она просила прятать его, скрывать.

В этот момент я будто наяву увидела тот крошечный эпизод, который пришел ко мне в грязной, сырой подвальной камере…

…Мир закрутился вокруг меня и, вместо черно‑серого подвала я оказалась в вишневом саду. Но как бы я ни пыталась принюхаться, воздух был стерильно чист, как будто вокруг не было ни единого цветка.

Обернувшись, я увидела молодую женщину. Она сидела на плетеном стульчике и вышивала. У ее ног копошилась маленькая девочка.

– Эльсиной, возьми шитье,– проронила молодая женщина. – Иголка и нитка ждут, когда ты закончишь.

– Ма‑ам,– заканючила девочка,– не хочу. Смотри, как я могу!

И на ладошке девочки распустился диковинный цветок.

Женщина вскрикнула, ударила малышку по руке и гневно зашипела:

– Хочешь попасть в замок Защищенных?! Не смей, слышишь?! Никогда не смей показывать свой дар!

Взметнулись листья и я, через мгновение, увидела девушку. Ее пышные пепельные кудри были небрежно перехвачены светлой лентой. Кажется, это была та самая малышка Эльсиной. По меньшей мере уже не столь молодая женщина, что лежала в постели, была точной копией ее матушки из прошлого видения.

– Никому не доверяй,– шептала женщина,– слышишь? Никому.

– Все будет хорошо, матушка. Целитель вот‑вот придет, продержись немного,– шептала девушка и смаргивала крупные слезы.

В синих глазах Эльсиной плескалось отчаяние. Мне, отчего‑то, было ясно, что ее матушка не выживет.

Так оно и случилось.

А после каскад воспоминаний едва не свел меня с ума. Похороны матери, горы цветов, и огромный долг за целительские услуги. Эльсиной ничего не умела и не знала, а потому приняла помощь высокого, статного незнакомца. Незнакомца, который представился:

– Дирран Крессер, к вашим услугам.

Вспышка света и я, жадно хватая воздух, оказываюсь на ледяном полу каменного мешка. Хриплый, надсадный кашель разрывал легкие.

– А, живая. Пойдем, не померла.

– Хозяин жесток…

– Поменьше болтай, тебя‑то жалеть не будут, до смерти засекут.

– Жизнь ли это.