Охотясь на Аделин

– Ее будут насиловать, – говорю я ему, и мой голос становится все глуше от безудержной ярости. Жуткие картины преследуют меня. – Знаешь, сколько мужчин это сделает?

Он качает головой. Его ноги дрожат, когда я стягиваю с него боксеры, радуясь, что на моих руках толстые нейлоновые перчатки.

– Это все, о чем я могу думать, – задыхаюсь я. – Меня мучают пытки, через которые она, должно быть, проходит. Ее боль и возможное желание умереть.

Я тоже хочу умереть.

Хватаю его за ноги, не видя ничего, кроме слайд‑шоу мучений Адди, крутящегося на повторе. Я легко мог бы отпилить себе пальцы и не заметить этого.

Ей больно. Страшно. Она плачет.

Лезвие рассекает кожу и мышцы, и раздается крик, который фильмы ужасов никогда не смогут воспроизвести. Этот звук может быть рожден только тем ужасом, который на деле испытывают очень немногие люди.

И он звучит словно музыка.

Такой ли звук издает сейчас Адди?

Хлынувшая кровь окрашивает нас с Максом в багровый цвет. Он глубоко вдыхает, готовясь испустить еще один крик, который никто никогда не услышит, но теряет сознание.

Девчонка.

Теперь буквально.

Выключаю пилу, вцепляюсь пальцами в его нижнюю челюсть и дергаю вниз, чтобы поместить оторванный кусок плоти ему в глотку. А затем прижигаю рану, чтобы он не истек кровью, пока я отсутствую.

Я еще не закончил с ним.

 

* * *

 

Выяснить, где живет Люк, было несложно. Этот имбецил публикует всю свою жизнь в социальных сетях. Кроме того, он держит девушку в заложниках прямо у себя дома. Они всегда забывают о подобных нюансах.

Из‑за входной двери слышны неразборчивые крики. Вслед за этим раздается громкий треск, и я улыбаюсь, так как уже знаю, что сейчас увижу, как Дайя задает этому парню жару.

Вставляю шпильку в замочную скважину и заклиниваю ее, выводя замок из строя. А затем вхожу в его дом, словно в свою любимую забегаловку.

– Зачем ты все время дергаешься? – кричит Люк из коридора. Я вытаскиваю пистолет и начинаю прикручивать глушитель, направляясь в сторону шума. – Я же пытаюсь помочь тебе!

Завернув за угол, останавливаюсь.

Дайя привязана к опрокинутому на пол стулу, ее руки неудобно прижаты ее собственным телом. Она кричит сквозь клейкую ленту, излучая взглядом лишь смерть. Когда она замечает меня, ее глаза расширяются, а затем она начинает извиваться еще яростнее, словно пытается обратить на себя внимание.

Я не могу разглядеть ее отчетливей, хотя она находится прямо передо мной.

Заметив реакцию Дайи, Люк поворачивает голову, и его глаза тоже распахиваются шире, прежде чем он бросается за пистолетом. Я делаю выстрел в подколенную ямку до того, как он успевает сделать хоть шаг, и не испытываю ровным счетом ничего, даже когда он с воплем падает на землю.

– Остынь, Дайя, – говорю я, подходя к ней. – Я вижу. Извиваясь, как червяк на крючке, ты только натрешь себе кожу.

Она недовольно хмыкает, нетерпеливо ожидая, когда я подниму ее вместе со стулом, развяжу веревки и помогу подняться. Она смотрит мне в глаза, замечает темные круги под ними и пустоту во взгляде. А потом крепко обхватывает меня руками.

Я растерянно моргаю, замираю на мгновение и обнимаю ее в ответ. Дайя тут же разражается слезами, и я ощущаю ее рыдания своей грудью. Успокаивающе кладу руку ей на шею. Это единственное, что я могу сейчас сделать, чтобы убедить ее, что я действительно здесь и она в безопасности.

В моем горле стоит ком, мешающий говорить. Потому что, как бы я ни был рад, что с Дайей все в порядке, я не в состоянии прочувствовать это.

– Пожалуйста, скажи мне, что знаешь, где она, – умоляет она, стискивая мою толстовку пальцами.

Я вздыхаю, отнимаю ее руки и осторожно отстраняю от себя. Она выглядит ничуть не лучше, чем я. Ее зеленые глаза красны от слез, черные волосы растрепаны, а на смуглой коже синяки.

– Еще нет, – шепчу я, не в силах произнести эти разочаровывающие слова громче.

Ее глаза закрываются, принимая поражение, однако она кивает головой.

– Мы ее найдем. Обязательно.

– Что он с тобой сделал? – спрашиваю я, возвращаясь к разговору о паразите, ползущем по полу к своему оружию.

Пистолет лежит на журнальном столике метрах в трех от него. Я поворачиваюсь и стреляю в пистолет, тот отлетает куда‑то под белый диван.

Держу пари, что на этой штуке никогда не сидела ни одна задница.

– Ничего такого, чего я не позволяла ему делать раньше, – бормочет она.

Я качаю головой.

– Мы оба знаем, что в этот раз все было не по обоюдному согласию.

Она отворачивается, выглядя смущенной.

– Ты ведь в курсе, что не просила ни о чем таком, да? – Я встряхиваю ее, чтобы привести в чувство.

Она кивает, несмотря на то, что полностью убежденной не выглядит.

– Макс у меня. Так что с Люком разберемся здесь. Если хочешь, можешь даже отыграться на нем.

Я уже собираюсь отвернуться, когда она кладет руку мне на запястье, останавливая меня.

– Не теряй свою человечность, Зейд. Адди сильная, и она сможет это пережить.

Я устремляю на нее пристальный взгляд. Мне интересно, видит ли она во мне то, чего не вижу я.

– Уже потерял.

 

* * *

 

Я бью сильнее. Черт, нужно еще жестче.

Стоны, раздающиеся в ответ, пробегают по моему позвоночнику разрядами удовольствия.

И каждый раз, когда я их слышу, я думаю только об Адди. Я не перестаю думать о ней, даже когда мольбы сменяются криками. Жестче.

– Пожалуйста.

Голос сбивается от недостатка кислорода.

Недостаточно жестко.