Охотясь на Аделин
– Пожалуйста что? – требую я сквозь стиснутые зубы, по моему виску течет пот от напряжения.
Все еще недостаточно.
Достаточно не будет никогда. Только когда ко мне вернется Адди.
– Зейд, – зовет меня Дайя. – Пожалуйста.
Я оглядываюсь на нее, и мой молоток замирает над массивным гвоздем, торчащим из ноги Люка. Она выглядит позеленевшей, но я не могу найти в себе желание разбираться с этим сейчас.
Последние несколько минут я вбиваю гвоздь в его предплечье, и мне удалось загнать его достаточно глубоко, чтобы тот прошел насквозь и вонзился в деревянный стол, но это очень большой гвоздь, и его можно забивать дальше.
Стоны Люка полны агонии, и его отчаянные мольбы заставляют меня чувствовать себя так хорошо, насколько это вообще возможно.
Но и этого недостаточно.
Я хочу, чтобы он кричал так громко, пока не потеряет голос окончательно.
На мою руку ложится рука Дайи, шум в моей голове прорезают уже ее мольбы.
– Он тебя обидел, – категорично заявляю я.
Она кивает.
– Да. И теперь я готова взяться за дело сама.
Я выпускаю молоток, и тяжелая резина с размаху падает на его руку, а затем отскакивает на стол. По всему дому эхом разносится крик.
Все еще недостаточно.
Вытираю нос и отворачиваюсь, руки дрожат от необходимости продолжать вбивать гвоздь, пока его головка не впечатается в плоть.
С тех пор как я затащил Люка на стол в столовой и начал пытать, прошло уже больше часа. Я нашел в его гараже несколько инструментов и решил воспользоваться ими максимально эффективно, поскольку у него такой возможности уже не будет.
Дайя откашливается.
– Люк? Просыпайся, дружок.
Я слышу шлепок и, оглянувшись, вижу, как она с силой бьет его по щекам. Его голова откидывается в сторону, и из горла вырывается еще один стон.
– Пожалуйста, – хрипло шепчет он.
Его нужно выжать досуха. Но даже тогда я не буду удовлетворен.
– Знаешь, я уже неделю твержу тебе то же самое, – произносит Дайя, и ее голос срывается.
Ее глаза наполняются слезами, и это только разжигает пламя в моей груди. Они с Адди неимоверно близки. А поскольку Адди – моя семья, значит, Дайя тоже моя семья.
Он станет показательным примером, чтобы все вокруг поняли, что их никогда нельзя обижать.
А то, что он сыграл не последнюю роль в похищении моей девочки, только усугубит его участь.
Это… это непростительно. Несовместимо с жизнью.
Люк сглатывает, но какое‑то время не может вымолвить ни слова.
– Ничего личного, – хрипит он. – Я делал лишь то, что велел мне Макс.
– Макс сказал тебе вставить в меня свой член? – спрашивает Дайя, ее маленький кулачок сворачивается в тугой комок.
Надеюсь, она им воспользуется. И я бы остановил ее лишь для того, чтобы самому нанести несколько ударов, прежде чем позволить ей оборвать его жалкую жизнь.
– Нет, Дайя, просто… я так по тебе скучал.
Дайя закрывает глаза, сквозь ее ресницы просачивается слеза. Я понятия не имею, были ли у этих двоих отношения после одной ночи, проведенной вместе, но это и не мое дело. Это не имеет значения, потому что, что бы Люк ни украл у Дайи, она собирается вернуть этот должок.
– Я не скучала по тебе, Люк, ты ведь знаешь это, да? – отвечает она, ее взгляд пылает. Он открывает рот, но она не дает ему заговорить. – Если я и думала о тебе, то только с отвращением. Я должна была догадаться, что ты найдешь способ меня удивить и окажешься намного хуже, чем я предполагала.
– Послушай, мне жаль, что я оказался втянут во все это, но ты должна меня понять, Макс сумасшедший.
Я подхожу ближе, и в моих глазах нет ни тени понимания. Люк приходит в еще большее отчаяние.
– Я серьезно, мужик! Если я не сделаю то, что он говорит, он меня грохнет!
– Он сказал тебе обидеть Дайю? Изнасиловать ее?
Его рот беспомощно открывается и закрывается в поисках правильного ответа. Или, скорее, правильной лжи.
Глаза Дайи прикованы к нему, она выжидательно протягивает ко мне руку. Я, не глядя, беру со стола рядом со мной нож и передаю ей, понимая, о чем именно она просит.
Она не теряет времени даром. Не колеблется ни секунды. Она просто сжимает рукой черную рукоятку, и, когда она поднимает над ним нож, металл блестит в свете ламп столовой. Дайя погружает лезвие в горло Люка. Острый металл прорезает плоть и кости, обрывая его мольбы.
Глаза Люка превращаются в огромные блюдца, он, не веря, смотрит на своего жнеца. В их глазах всегда отражается неверие. Будто они совсем не ожидали такого исхода. Или, быть может, они просто не могут принять тот факт, что действительно умирают.
Люди, живущие эгоистично и безразлично относящиеся к жизням других, хотят жить вечно.
Но они никогда не поймут, что именно это и делает их такими чертовски слабыми. Люди, которые не заботятся о своей собственной жизни, – люди вроде меня – и есть самые смертоносные.
Ведь когда я буду умирать, что помешает мне забрать с собой и других?
Верно, ничего.
16 июня 2008
Я нашла выход. Я, мать его, НАШЛА ЕГО!!! Но тссс. Я не могу написать, как именно я выберусь. Никто и никогда не найдет мои записки, но я пишу их и чувствую, будто уже ускользнула. Я так взбудоражена, что меня аж трясет. Меня не выбрали для выбраковки. Мудаки лопухнулись, потому что им так и не довелось попробовать меня. Они думают, у них еще будет шанс, когда они меня купят.
Но у них не будет шанса.
Я нарисовала картинку, где мы с Лайлой. Скоро мы будем вместе. А потом исчезнем. Навсегда.
Молли
Глава 7. Алмаз