Охотясь на Аделин

Бетани кричит, пока Рокко продолжает изувечивать ее лицо, и я физически не могу сдержать себя.

– Разве ты не уродуешь ее еще больше? – кричу я.

Я не считаю Бетани уродливой, но их логика говорит обратное. Если родинка с несколькими волосками – это такая большая проблема, то как кромсание ножом ее лица решит проблему?

Они только прибавят ей шрамов, черт возьми.

Рокко замирает, а Франческа поворачивает голову в мою сторону, ее ярость не скрыть даже тонной макияжа. И что‑то в выражении ее лица мгновенно заставляет меня пожалеть. Не потому, что она злится на меня, нет.

А потому, что теперь она не сможет меня спасти.

Сидни рядом со мной громко фыркает и делает огромный шаг в сторону. Явно не желая быть причастной к моему плохому поведению, хотя то, как она ведет себя, просто отвратительно.

Прикусываю губу, и мои глаза опускаются вместе с моим сердцем. Оно начинает бешено стучать, страх наполняет мои вены, а во всем теле, вызывая тошноту, поднимается адреналин.

Я покорно закрываю глаза, ненавидя себя за отсутствие самоконтроля. Это не похоже на противостояние психопату‑преследователю. Рокко не загадочен и не станет ходить по грани между болью и удовольствием. Когда этот отвратительный человек смотрит на меня, наверняка представляя себе все самые ужасные способы моего осквернения или убийства, того нездорового возбуждения нет.

Он – не Зейд.

Рокко отпускает Бетани, по ее лицу течет кровь, которая пачкает кончики его пальцев. Она дрожит, ее лицо искажено болью, она тихонько подвывает, когда отшатывается от ножа, который резал ее лицо.

– Что ты сказала, Алмаз? – с ядом в голосе рычит Рокко.

Я поджимаю губы, ненавидя прозвище, которое дал мне Рик, прилипшее ко мне.

Тысячи мыслей проносятся в моей голове за считаные секунды. Различные сценарии, как выйти из этого положения невредимой. Что я могла бы сказать или сделать, чтобы успокоить этот надвигающийся на меня неистовый смерч и не позволить моему миру полностью развалиться. Но в итоге ни к какому решению не прихожу.

Я смотрю на кареглазую девушку рядом со мной, а она смотрит на меня как на идиотку. Я и есть идиотка. Но, черт возьми, не могла же я просто стоять и смотреть на то, как калечат девушку за то, что у нее на лице есть чертова родинка.

Будь осторожнее, мышонок.

Во рту у меня пересыхает, и я боюсь, что от недостатка влаги мой язык может сморщиться и раскрошиться. В глазах все плывет, но я не решаюсь дать волю слезам. Облизываю губы, увлажняя их настолько, чтобы суметь выдавить из себя хоть какие‑то слова, пусть и бесполезные.

– Ничего, прошу прощения. – Стараюсь, чтобы мой голос звучал тихо и приятно.

Мое истинное отношение к ним, несомненно, приведет к еще худшим последствиям, и хотя я преуспеваю в своем притворстве, сдержать дрожь в своем голосе мне не удается. Сдержать страх.

– Глупая девчонка, – шипит Франческа, испепеляя меня обжигающими щелками глаз.

Рокко идет ко мне, медленно и вальяжно, открывая и закрывая нож. Раз за разом. Каждый щелчок металла нагнетает все больше ужаса в мое сознание.

Он останавливается в нескольких сантиметрах от меня, его пивное брюхо упирается мне в живот, и резкое дыхание обжигает мои ноздри. Господи, от него несет потом и сыром, оставленным на солнце на неделю. И то немногое самообладание, которое у меня оставалось, уходит на то, чтобы не сморщиться от этого запаха.

– Посмотри на меня, – шепчет он.

Поднимаю глаза, чтобы встретиться с его холодным, мертвым взглядом. И в моих ушах раздается пронзительный крик, пока мы смотрим друг на друга. Крик формируется в глубине моего сознания и нарастает до крещендо, пока я не перестаю слышать все посторонние звуки, кроме него.

Он вопит об опасности. Так мое собственное тело бьет тревогу, предупреждая, что у меня серьезные проблемы. Подобно звону колокола, подаваемому перед тем, как смертоносный смерч разрывает жизни в клочья.

Его толстая ладонь обхватывает мое горло и его губы кривятся, когда он поднимает меня, заставив балансировать на самых кончиках пальцев ног. Инстинктивно впиваюсь ногтями в его руку, уверяя себя, что если я умру здесь и сейчас и Зейд найдет мое тело, то он точно узнает, кто в этом виноват, по тому, как кровоточит его кожа под моими ногтями.

Рокко не вздрагивает, даже несмотря на то, как глубоко я впиваюсь в его кожу. Края моего зрения темнеют одновременно с тем, как кислород неуклонно покидает мои легкие, и в глазах вспыхивают звезды.

– Не убивай ее. Она дорого стоит, – отрывисто произносит Франческа, но ее голос звучит так далеко, словно меня закрутило в водоворот.

Зарычав, он разворачивает меня и бросает на пол, словно обертку от жвачки.

От удара я вскрикиваю, неловко приземляясь на правое запястье, но прежде чем успеваю подняться, он наваливается на меня и его вес душит меня.

Во мне сразу же включаются инстинкты выживания и активизируется режим «бей или беги», точнее, только «бей». Я извиваюсь и молочу локтями по его голове. Но я промахиваюсь; это слишком слабая попытка вырубить стокилограммового мужчину, лежащего на мне.

– Отвали от меня! – верещу я, отчаянно брыкаясь и пытаясь сбросить его.

Настолько отчаянно, что меня охватывает бешенство. Я буду зубами отдирать плоть от своих костей, если только это позволит мне выбраться из‑под него. Я сделаю все – абсолютно все, – чтобы вырваться.

– Рокко, – прорывается сквозь охватившую меня панику предупреждающий голос Франчески. – Ей нужно выздоравливать.

– Ей нужно выучить свое место. Это не обязательно должно быть больно, – возражает он, задыхаясь от усилий заставить мое сопротивляющееся тело подчиниться.

Я не сдаюсь, но и он тоже. Я слаба и корчусь от боли, а он намного сильнее меня.

Так что он победит.

– Правильно я говорю, Алмаз? Это может быть быстро и безболезненно. Небольшой урок, чтобы научить тебя держать свой поганый рот на замке.

Он ударяет меня лицом о деревянный пол, тыкает в грязь и пыль, пока раздирает мое трико. Ткань рвется с громким треском, и это вызывает новый приступ ужаса в моем мозгу. Возбужденное дыхание Рокко учащается.

– Нет! – кричу я, когда он разрывает и мое белье.

Но единственной реакцией на мой крик становится щелчок расстегиваемой молнии – он расстегивает свои джинсы. По моим щекам текут ручейки слез, когда я чувствую его плоть на своей спине.

Я снова пытаюсь вывернуться, но удар по затылку останавливает меня, и мой мир взрывается на части. Боль была моим постоянным спутником всю последнюю неделю, но сейчас я ее не чувствую. Я словно пробежала пару километров, но мое тело физически не может остановить мужчину, оскверняющего меня.

– Не бей ее! – кричит Франческа, переживая, как бы он не помял это яблоко.

Но как он может, если к тому времени, когда он закончит, я уже сгнию насквозь?

Одним мощным толчком он погружается в меня, и я кричу. Громко и пронзительно, под стать звону в моей голове.