Отель «Китовый райк»

Эндрю, Алексей и даже лучший эмпат в истории агентства «Дилетант» и одновременно единственная подруга Зины Мотя не знали о той записке, которую Зина нашла в ручке зонта, и по‑прежнему считали деда умершим. Зина же перестала ходить на кладбище, да и вообще, хотя прошел целый год с того момента, когда она узнала, что дед жив, пока не понимала, как ей относиться к этой новости. Обрадоваться? Но ведь он бросил, обманул ее, а Зина верила ему, причем так, как не верит никому теперь и, возможно, не поверит впредь.

Обидеться? Это как‑то по‑детски. Да и на кого обижаться? Даже признав себя живым, дед по‑прежнему оставался лишь призрачным воспоминанием. Принять? Тоже не совсем понятно, что именно: что он жив или то, что он ей не родной. Но как принять это просто так, на веру, не зная при этом, кто она сама, кто ее родители, как она попала к деду?

– Я не думаю, Зина, – продолжил Алексей и вернул ее в реальность, выдернув из пучины мыслей и воспоминаний. Сейчас стало понятно, что он давно готовил этот разговор и просто ждал удобного момента, который, как ему показалось, наступил. – Так вот, я не думаю, что Савелий Сергеевич Штольц, твой дед, хотел бы, чтоб ты жила только работой.

– Иди, Алексей, домой, тебя ждут Матильда, Александр Первый и Зинаида Вторая. Не трать время на душевные разговоры, если мне они понадобятся, я позвоню Моте и получу массу положительных эмоций. Тебе очень повезло с женой, лучшего эмпата наше агентство еще не видело. – Зина сказала это с улыбкой, но очень настойчиво, чтоб донести до коллеги, что она не намерена выслушивать его советы.

Алексей за пять лет неплохо изучил Зину и спорить не стал, он как‑то обреченно махнул рукой и вышел из аппаратной, словно понял, что проиграл в словесной дуэли.

Зина села на рабочее место Эндрю, заполненное различной техникой, и, положив ноги на стол, как она любила делать, пока никто не видит, заглянула в тайное окно, выходящее в гостиную. Еще при планировке офиса под кодовым названием «Изба», придуманным из‑за его формы, Зина запланировала это потайное окно. Со стороны аппаратной это было обычное окно с датчиками, чтобы все происходящее в гостиной было не только видно, но и слышно. Со стороны же гостиной висел современный телевизор, который невозможно было включить. Это не раз выручало при подборе новых Дилетантов или выборе очередной миссии, когда надо было понаблюдать за человеком со стороны.

За пять лет работы агентство действительно очень выросло от системы подбора команды непрофессионалов, которые смогут расследовать любое преступление, до сложнейших компьютерных программ, которые не только определяют Дилетантов, но и ищут их в социальных сетях по определенным алгоритмам, а также предлагают стратегию первых действий, что всегда было самым сложным.

Алексей немного лукавил, говоря, что создание агентства – это достижение Зины. Нет, конечно, это был успех всей команды, которая состояла из самых первых Дилетантов. Вместе с Зиной, как она сейчас уже понимала по липовому завещанию деда, они поехали во Владивосток – Алексей Кропоткин, блестящий логик, гениальный айтишник Эндрю Шишкин и лучший эмпат за всю историю агентства Матильда, в девичестве Портнягина, а ныне Кропоткина.

Как же давно и в то же время недавно это было. Прошло пять лет, и столько событий произошло за это время, изменив и Зину, и людей вокруг нее, но, с другой стороны, она почему‑то по‑прежнему чувствовала себя маленькой девочкой, скучающей по единственной родной душе – деду. Хотя, как выяснилось год назад, не родному по крови, но, несмотря на это, все же единственно близкому. И потому ни обижаться, ни злиться она на него не могла. На самом деле Зина была рада тому, что он жив, и даже обида за то, что дед ее бросил, не могла перекрыть эту ее радость.

Углубившись в мысли, которые она вот уже год не могла привести в порядок, Зина не сразу заметила движение в гостиной. Человек вошел и сел за стол, который стоял в центре комнаты, и хоть припозднившийся посетитель словно бы намеренно устроился спиной к телевизору, Зина узнала бы его из тысячи похожих спин, и сердце тут же учащенно застучало.

Мимоходом взглянув на себя в зеркало, она, стараясь унять сбившееся дыхание, направилась в гостиную, тут же начиная злиться на себя за такую реакцию. Зина не любила моменты, когда она теряла над собой контроль. Их было немного, но чаще всего они случались, когда рядом присутствовал этот человек.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Зинаида, чем, конечно же, сразу оголила перед посетителем свое волнение, и за это разозлилась на себя еще больше.

– Привет! – ответил ей Тимур, улыбаясь самой очаровательной из своих улыбок, и она поняла, что он пьян. – Вот, проездом в Москве, и так захотелось тебя увидеть, прям до жути, аж чесотка началась. Но решиться никак не мог, поэтому пришлось даже напиться.

– Ну так почесался бы, и все, зачем было печень мучить, – возразила Зина как можно спокойнее.

– Вот вроде ты изменилась и той наивной девушки, читающей стихи морю, уже нет, но я по‑прежнему чувствую мурашки на коже, когда тебя вижу. Скажи, почему? – усмехнулся как‑то безвольно Тимур, и Зина в душе завыла от бессилия.

«Что происходит, почему все так? – пронеслось у нее в голове. – Прошло уже три года, как мы расстались, а я по‑прежнему вздрагиваю при его появлении».

Вслух же она сказала совсем другое:

– Тимур, мы все с тобой решили еще на Ольхоне. Вернее, ты решил, а я согласилась.

– Но ведь мы можем быть просто друзьями? – спросил Тимур и подошел к Зинке так близко, что она почувствовала его дыхание, и очень захотелось не сопротивляться, а поддаться порыву и поцеловать его, но тут зазвонил телефон Тимура, испортив всю магию момента.

– Это чушь, – припечатала она, стряхнув с себя наваждение. – Люди, однажды любившие друг друга, не могут быть друзьями.

– Почему? – отозвался Тимур, не вынимая из кармана телефон.

– Потому что они уже предали все свои клятвы и обещания, предали тысячи сказанных друг другу «люблю». Как после этого они могут доверять, когда уже видели в глазах другого предательство?

– Но ведь когда‑то ближе друг друга для нас никого не было, – напомнил Тимур. – Разве вот так, просто по взмаху руки, можно стать чужими?

– Самые настоящие чужие – это те, кто когда‑то был самым близким своим. Нет уже Тимура и Зины, нет их, они навсегда остались там доедать знаменитый шашлык на дороге у моря, здесь сейчас стоят совершенно другие люди. Да возьми ты уже, наконец, трубку! – Зина слегка оттолкнула от себя Тимура, потому что ей по‑прежнему было очень трудно себя сдерживать.

На светящемся дисплее телефона, который Тимур все же достал из кармана куртки, она увидела семейное фото. Он, блондинка Ксения, которую Зина видела два года назад на Ольхоне, и маленький ребенок у нее на руках.

Сердце ухнуло и свалилось куда‑то в желудок, перечеркнув все призрачные мечты, которые витали вокруг, стараясь обмануть Зинку и заставляя поверить, что все еще возможно, что все еще может быть.

– У меня дочь, – словно оправдываясь, пояснил Тимур, поняв, что Зина увидела заставку телефона.

– Поздравляю, – сказала она сухо. – Где дверь, ты знаешь. И перестань уже сюда приходить, пытаться доказать самому себе, что ты все сделал правильно. Так это или нет, сейчас уже все равно. Перекресток, на котором мы разошлись, далеко позади, и назад пути нет. Просто прими как факт.

– Я люблю тебя, – просто и оттого очень искренне произнес Тимур и посмотрел Зине прямо в глаза.