Планы на лето

– Спасибо, – обескураженно отозвалась я. Комплименты мне делали не так часто. – Но ты не думай, что я пищу от радости из‑за того, что Вова с тобой встречается. Может, со стороны кажется, будто мы сейчас не особо близки, но он самый дорогой мне человек, и я не позволю пудрить ему мозги.

Теперь настал черед Сони смотреть на меня с интересом.

– Ты о чем?

– Разве не ты рассорила его с Матвеем?

У Мальцева до сих пор не сошел до конца синяк под глазом. Даже в электричке он ехал в любимых солнечных очках. На Вовке все зажило быстрее. Он не такой неженка, как Матвей.

– А‑а‑а, ты об этом, – засмеялась Соня, чем снова обескуражила меня. Будто в драке лучших друзей было что‑то смешное. – Думаешь, я виновата?

– А кто ж еще? Думаю, они подрались из‑за девчонки.

– Из‑за девчонки, – кивнула Соня, – только не из‑за меня. Я наушники забыла, не дашь мне один?..

Переход с одной темы на другую был таким внезапным, что я растерялась. А Соня без моего разрешения всунула в ухо тот наушник, что забрала у меня минуту назад. Мне ничего не оставалось, как снова включить музыку, – не драться же с ней за наушник в переполненной электричке. Так мы и проехали до остановки под мой плейлист. Вовка, обнаруживший нас в одних наушниках на двоих, усмехнулся:

– Вы подружиться уже успели? Ну надо же…

Мы с Соней только переглянулись. Слышал бы брат наш короткий диалог, после которого мы больше не проронили ни слова.

По пути к усадьбе через красивый парк Матвей и Соня болтали без умолку. Вова крепко держал Соню за руку и только молча слушал. Я немного приотстала – быстро натерла ноги. А когда догнала остальных, Аверина и Мальцев уже развивали философскую тему, болтая про эгоизм.

– Мама говорит, что жить так, как я этого хочу, эгоистично, – жаловалась Соня. – Но я считаю, что эгоизм – это желать, чтобы другие жили так, как ты этого хочешь… Вот почему родители все за меня решают?

– Потому что ты еще ребенок, – сказал Матвей.

– Но для мамы и папы я буду ребенком всегда, – возразила Аверина. – Даже когда вырасту и стану самостоятельной.

– Уэльбек писал, что не верит в теорию, будто человек становится взрослым со смертью своих родителей, – снова подключился Мальцев, – по‑настоящему взрослым он не становится никогда.

Над головой шумели сосны, и новую реплику Сони я не расслышала. Снова отстала. Зачем я напялила новые кроссовки? Одни мучения… Взяв волю в кулак, я прибавила шаг.

– Везет вам, живете без предков, – вздыхала тем временем Соня. – Полная свобода действий. Никто не пилит и ничего не запрещает.

– На самом деле все не так прикольно, как может показаться со стороны, – впервые подал голос Вова.

Я даже не поверила, что это слова брата. Меня он все время только стыдит за подобные мысли, а на самом деле и его триггерит? И что там Соня говорила, будто она сама по себе? Сами по себе здесь только мы.

– Да брось, это ж просто чудо! – воскликнула Аверина. – Вы как Пеппи Длинныйчулок, у которой папа – капитан дальнего плавания. Я себя все время Аникой ощущаю, когда у вас тусуюсь. Но при этом живу с ощущением, что меня вот‑вот загонят домой. Верно, Матвей? Если я Аника, то ты Томми…

– Но меня домой никто не гонит, – возразил Мальцев, и голос его при этом прозвучал как‑то печально. Кажется, Мальцев и сам это за собой заметил, потому как следующую фразу произнес нарочито бодрее: – Но мне свобода тоже нравится. Я уличный музыкант.

– Бременский? – засмеялась Соня.

– Ага, самодовольный петух, – поддакнул Вова.

Но Мальцев пропустил подкол Вовки мимо ушей и запел:

 

Конец ознакомительного фрагмента