Поиски утраченного завтра

– Да умерли мы, умерли! – сварливо сказал Павлов. – Даже потеряй десять секунд сознания – воскресли бы другие личности. Чуть‑чуть отличающиеся. Нет непрерывности разума, понимаете? Это все самообман!

Я не стал спорить, хотя Павлов сделал паузу, явно ожидая услышать слова утешения.

– Если хотите поискать тех негодяев – могу вас нанять, – предложил он. – Оплатить расходы. Если понесли убытки – готов компенсировать. Но никакой ценной информацией не располагаю.

– Да нет, что вы, – сказал я. Король деликатесов и впрямь казался человеком в меру откровенным и положительным. – Все в порядке. Я так, поговорить пришел, узнать, как дела.

– Я ведь вам не рассказывал, кто за мной охотится? – заинтересовался Павлов.

Я покачал головой.

– Вот не знаешь никогда, кому стоит доверять… – вздохнул Павлов. – О чем‑то я ведь должен был догадываться! Или дочь, или сын… Знаете, Никита, а заходите в гости почаще? С вами приятно общаться. Вам от меня ничего не нужно, это так редко бывает! А мне от вас!

– Почему бы и нет, – неожиданно для себя сказал я. И вспомнил Василису, ее полуоткрытые губы, язычок, тонкие пальчики, крепкие и при этом нежные бедра…

– С дочерью вас познакомлю, – предложил Павлов. – У нее тема выпускного в школе была: «Четырнадцать Обращенных – дар или проклятие?». Кажется, она как раз вас особо выделяла.

Мысленно я посоветовал себе больше никогда не считать молодых девушек откровенными, а их богатых отцов – наивными или открытыми. Нет, Павлов не мог знать, что происходило в моем доме.

Но он мгновенно и совершенно точно предположил, что могло там произойти.

– С удовольствием, – сказал я. – У вас очень милая проказливая дочь. Хотя и немного скрытная.

Теперь мы смотрели друг на друга оценивающе, улыбаясь, но слегка показывая зубы.

– Вам сейчас сколько лет? – спросил Павлов.

– Сто тридцать с небольшим. Думаю, вы в курсе.

Он покивал.

– Да. Прекрасный возраст.

Мы снова оскалились друг на друга, будто два американца в древнем голливудском фильме.

А потом Павлов принялся хохотать.

– Нет, вы мне нравитесь, Никита! Положительно нравитесь! И не стану врать, рад был бы иметь вас сотрудником, другом, родственником! Кем угодно, только не врагом! Обращенный… ну почему Тао‑Джон не рассказывал, что знаком с вами! Выпьете коньяк? Настоящий, земной. Или виски? Вы спешите куда‑нибудь?

Я почесал кончик носа. Спешу ли я?

Да нет, не спешу. На самом деле злость меня немного отпустила, и я оценил комизм ситуации.

– Нет, не спешу. Как угодно, на ваш вкус.

Павлов встал и направился к резному деревянному буфету. Тот смотрелся бы нелепо где угодно, кроме этого особняка.

– Мне сейчас должны привезти щенков, – сказал он заговорщицким тоном. – Бульдога, лабрадора, корги, пуделя. Буду выбирать новую собаку Павлова.

Он захихикал, призывая меня оценить шутку.

– А почему щенка?

– Ну я не рассчитываю постоянно пользоваться псом как методом спасения, – пояснил Павлов. – А уж если заводишь собаку, то надо брать щенка, чтобы вырастить под свой характер. Верно?

Он вернулся с двумя бокалами.

– Виски, – сказал он, ставя бокалы на стол. – В честь нашего повторного знакомства.

Я взял бокал. Посмотрел на Павлова. Помедлил секунду и сказал:

– Если я сейчас выпью, то сильно пострадаю.

Мультимиллионер изменился в лице. Вначале он улыбался. Потом помрачнел. Покачал головой.

– Даже не…

Он взял бокал из моих рук и сделал глоток. Уставился на меня. Сказал с вызовом:

– Ну?

– Значит, дело не в напитке, – ответил я. Встал, прошелся по комнате. Посмотрел в окно. Павлов следил за мной, полуоткрыв рот. Он выглядел ошарашенным, но совершенно точно не отравленным. – Валим отсюда! – крикнул я и бросился к выходу.

Павлов замешкался, так что на бегу я подхватил его и потащил‑понес перед собой. Хорошо, что он не был толстым, плохо, что был мускулистым.

Но хотя бы не сопротивлялся!

Я не то распахнул, не то вышиб дверь икорно‑трюфельным магнатом, когда оконное стекло раскололось, в гостиную влетел дрон и взорвался сотнями крошечных термических игл. Мне прошило всю спину, пиджак вспыхнул и сгорел вместе с рубашкой. Под потолком гостиной стали рваться баллоны с противопожарным гелем.

Я упал на пол, откатил Павлова в сторону и застыл, тяжело дыша. Мы оказались в комнате, которая на языке богатеев называлась курительной или кальянной – во всяком случае, тут были кресла, столы, пепельницы и кальян.

В спине и груди жгло нестерпимо, пол заливало кровью. Я откашлялся, выплевывая тонкие раскаленные иголки. Где‑то выла сирена, на спине тлели ошметки рубашки. Поднявшись, я скинул остатки испорченной одежды. Брюки вроде как уцелели. Павлов возился на полу, тараща на меня глаза.

Вбежал охранник, для разнообразия – женская особь хоппера. И, не разбираясь, всадила мне в грудь четыре крупнокалиберные пули.

– Да хоп обеих ваших матерей! – завопил я, кидаясь к хопперше. Она, конечно, действовала с перепугу, но так же нельзя!

Хопперша взвыла от страха и всадила мне пулю прямо в глаз.

– Уймись, дура! – крикнул я. Это было реально больно! Я отобрал у нее пистолет, выбросил куда‑то в сторону. Проморгался, вытер залившую лицо кровь. Хотелось пить. Доктор говорил, что это тоже чисто психологическое…

Хопперша с криком выбежала в ту же дверь, из которой появилась.

– Ты уволена! – завопил ей вслед Павлов. Он уже поднялся и теперь совал мне чистый белый платочек. – Никита, как вы? О господи, вы меня спасли! Вы меня спасли, вы приняли весь удар на себя! Боже, боже, я никогда ничего подобного не видел, так вот как это происходит, да? Вы были дырявый, как решето! Я через вас пожар видел!

– Это не пожар, – протирая лицо и отхаркивая последнюю иглу, сказал я. – Термоиглы, они горели внутри.

На всякий случай я заглянул в гостиную, но там все было в испарениях противопожарного геля.

– Вот ведь паскудство, – сказал я, потом грязно выругался. Пояснил: – Это был мой лучший костюм, между прочим!