Поиски утраченного завтра

Тогда девочка и проковыляла к грузовику. У нее на правой ноге была лангета, а две тонкие косички смешно торчали в разные стороны. Я подумал, что она похожа на Пеппи Длинныйчулок из старой книжки.

– Дайте мне! – крикнула она.

– Дети эвакуируются, – сказал генерал. – Зачем ты сюда пришла? Детям – к грузовикам!

– Мне уже есть шестнадцать, – возразила девочка. – И я не дойду.

Генерал молчал, и мы все примолкли. Я попытался убедить себя, что девочка – внучка или дочка генерала. Что все это отрепетировано. Обычная гнусная манипуляция…

– Я прикажу, тебя посадят в кузов, – пригрозил генерал.

Но девочка продолжала стоять, протягивая руку. Ей было тяжело, и другой рукой она взялась за кузов.

И тогда генерал чуть наклонился и спросил:

– Зачем, а? Ты не доживешь до завтра.

– Чтобы для кого‑то было завтра, – ответила девочка.

Генерал снова посмотрел на нас. Устало и беззлобно. Он был немолодой, измотанный, черно‑серый, потный и уже смирившийся со смертью. У него даже укора во взгляде не возникло.

– Держи, – сказал он и протянул ей автомат. – Это очень простое и надежное оружие, я объясню…

А дальше я просто не помню, как все получилось. У стариков так бывает. Просто я оказался рядом и осторожно забрал автомат из рук девочки. Сказал:

– Девочка, тебе еще влюбиться и вырасти надо. Оставь это нам.

К черту. Сто процентов, что это постановка и манипуляция. Но вся жизнь из них и состоит.

– Это калашников, старый русский автомат, – начал было генерал.

– Не надо объяснять, генерал, – сказал я. – Я стрелял из такого.

Я даже не стал добавлять «по вашим». Думаю, он и так понял.

– Только девочку посадите в грузовик. Пожалуйста, – попросил я.

Генерал кивнул.

Девочка ударила меня кулачком, когда крепкий солдат (кажется, китаец) потащил ее к последним грузовикам, уходящим к Пунди. Потом попыталась поколотить морпеха. И еще долго ругалась. Я смотрел ей вслед и улыбался – у нее будет завтра.

– Эй, козел, дай мне такой же! – потребовала Вероника у генерала. И подмигнула мне.

– Автомат был один, – сказал генерал. Порылся в горе оружейного хлама под ногами. Вначале взял здоровенное помповое ружье, потом посмотрел на Веронику внимательнее и протянул ей небольшой пистолет.

– О, мой любимый диаметр! – поглаживая ствол, воскликнула та. – И, главное, твердый!

Я же говорил, что она всегда была озабоченной стервой с дурацкими шутками на тему секса?

– Не диаметр, а калибр, – поправил я.

Вероника глянула на меня с интересом. Пообещала:

– Обязательно обсудим.

И тут же уронила пистолет. Пальцы у нее были такие артритные, что едва держали оружие.

Третьим был, как ни странно, Алекс. Четвертым – Тянь.

Нас набралось двадцать шесть стариков и старух. Еще несколько человек колебались, но оружие кончилось, и они пошли с остальными клиентами врачей‑гериатров. Ушла почти сотня стариков, почти половина выжила. Насколько я знаю, они потом очень жалели, что ушли.

Нам оставили патроны, еще несколько ружей, из которых генерал посоветовал «стрелять под конец, скорее всего, разорвет ствол». А также ящик шампанского, припрятанный в генеральской машине, бокалы, несколько коробок сухих галет и золотую банку иранской белой икры – от белуг‑альбиносов.

Я решил, что это прекрасный ужин для приговоренных к смерти.

Генерал и все армейские из множества уже не существующих армий ушли к ущелью. Мы знали, что враг не заморачивается хитрыми маневрами и пойдет напролом. Поэтому уселись вокруг костра, который развели из всякого мусора, неизбежно возникающего на месте привала, и стали пировать.

Шампанского нам досталось по бокалу, но много ли надо в нашем возрасте, с голодухи и усталости?

Мы хохотали, шутили, рассказывали анекдоты.

Потом кто‑то предположил, что враг мог и бросить преследование. Все замолчали, потому что сказанное было глупостью и слабостью.

Минут через десять я заметил, что несколько человек, ушедших от костра, не возвращаются. Еще через полчаса две старухи, пошептавшись, встали и сообщили, что уйдут догонять машины. Их попросили оставить оружие, но та, что побойчее, угрожающе взвела курки.

В общем, через час нас осталось семнадцать.

Я сидел у догорающего костра, смотрел на яркие чужие звезды и думал о том, как же тяжело будет подняться. Правое колено последнее время вело себя совершенно по‑скотски.

Потом из ущелья донесся выстрел. Один. Потом громыхнуло орудие танка. Снова наступила тишина.

– Разведку засекли, – меланхолично сказал Тянь. – Первая волна пойдет через полчаса.

Я не знал тогда, что он всю жизнь проработал в оружейной промышленности и в делах военных кое‑что понимал. По крайней мере, внимательно анализировал предыдущие атаки. Подумал просто, что он умный.

– Ну что ж, значит, недолго, – рассудил Алекс. – Схожу отолью…

– Сбежит, – пробормотала Вероника.

Но он вернулся.

А еще через десять минут появился Слаживающий.

Вначале возникло свечение – теплое, мягкое, будто открылось окно в темноте. Потом из этого свечения вышла девушка. Красивая, молодая, с милым добрым лицом. Я даже дыхание затаил, глядя на нее.

При этом я совершенно отчетливо понимал, что существо выглядит совсем иначе. Что оно даже не похоже на человека. Что к нему неприменимо понятие пола, возраста, красоты. Но это не играло никакой роли – это была самая чудесная юная девушка, которую я когда‑либо видел.

Я подумал, что ради этого стоило жить.

– Вы же знаете, что скоро умрете, – сказал Слаживающий. Не спросил, а сообщил.

– Кто ты, красавчик? – спросила Вероника с любопытством. И я понял, что все мы видим существо по‑разному, а Веронике, несмотря на прозвучавшие шуточки, нравятся мужчины.

– Я – Слаживающая, – сказала девушка.

Мы знали, кто такие Слаживающие. Примерно. Как и все остальные.

Мы и сейчас знаем о них не больше.

– Помоги нам, – попросил Алекс. И пошурудил ботинком в костре, чтобы свет стал ярче. – Ну или не нам, воякам! В том ущелье.

– Не могу, – сказала Слаживающая. В ее словах слышалась грусть, которой там не было. – Это Слаживание.