Помещик. Том 3. Ратник
Ему не сильно было по душе такое пристальное внимание окружающих. Однако он всячески демонстрировал игнорирование. Будто бы ему всё равно. Словно он ехал по лесу, и его мало интересовало наблюдение за ним листьев, камней и травы.
Это только усиливало впечатление.
Два года назад практически нищий парень теперь красовался богатством. Баснословным богатством по меркам города. Даже в сравнении с воеводой, во всяком случае на первый взгляд.
Его конь – аргамак – подарок Царя – стоил, без всякого сомнения, больше тысячи рублей. Остальные лошади отряда также оценивались никак не меньше ста пятидесяти рублей. Вместе со сбруей.
Доспехи, надетые на нём, выглядели более чем на сотню рублей. Его послужильцы красовались доспехами поплоше, но они тоже тянули рублей на пятьдесят каждый, если не больше. Оружие Андрея и людей его также тянуло ещё на сотню.
Набегало уже заметно больше полутора тысяч рублей[1]. А ведь имелась за ним ещё и вотчина, и крепость в ней, и прочее имущество, и какие‑то наличные средства. Монеты то есть. Вон какой тугой кошель на поясе у него красовался.
И люди, что пошли за ним, в лице Кондрата, Федота и Акима тоже знатно поднялись. Да и рожи отъели за зиму, чего не скажешь о других простых поместных дворянах, которые явно не жировали. Отожрались даже лошади, лоснящиеся и ухоженные, ступая подкованными копытами достаточно уверенно…
Подъехали к поместью Агафона.
– Рад тебя видеть в здравии, друг мой, – добродушно произнёс Андрей вышедшему из ворот купцу.
– Взаимно, взаимно, – покивал Агафон. И пригласил всех во двор.
Андрей, въезжая, оглянулся.
Скользнул взглядом по многим любопытным мордочкам. Наверняка ведь станут судачить, что первым он навестил Агафона. Ну да и ладно.
Заехал.
Спрыгнул с коня.
Дал ему морковку, оглаживая по шее. И тихо буркнул подошедшему Агафону:
– Афанасия зови.
– Зачем? – удивился купец.
– Дело есть.
– Так ты же говорил, что краски нет. Вот последний раз, когда у тебя гостил.
– Тогда не было. Сейчас есть.
Купец нервно сглотнул и убежал отдавать распоряжения. Сильно шуметь он не хотел. Если Андрей звал священника, то явно дело шло не о мелочи. А значит, можно было спугнуть сделку или какую ещё беду навлечь излишним шумом.
Андрей же начал принимать купленных Агафоном меринов. А потом руководить снаряжением вьючной и верховой сбруи. И погрузкой тех вещей, что передал с лодками купеческими в Тулу. Чтобы с собой не тащить на перегружённых лошадях…
– Доброго тебе дня, Андрей Прохорович, – тихо, но отчётливо произнёс отец Афанасий, незаметно подойдя к молодому воину. Как так получилось? Да делами увлёкся. А вокруг постоянно все мельтешили, и он просто не придал значения очередной тени.
Священник обратился к парню очень необычно для его официального положения. По имени и нормальному отчеству обращались в те годы только к князьям или царям, ну или боярам. К остальным тоже могли, но в крайне ограниченном спектре ситуаций. И эти ситуации без всякого исключения были связаны с лестью. Причём лестью очень сильной, грубой, выпуклой.
Обратись отец Афанасий так к любому из поместных дворян, их бы как током ударило. Они бы смутились. Может быть, даже поправили. Андрей же воспринял это обычно, нормально и невозмутимо. Словно к нему так каждый день обращаются. Даже ухом не повёл. Через что заставил вздрогнуть уже самого отца Афанасия, ведь до него дошли слухи о вещах, обсуждаемых у воеводы. И про якобы возрождение в теле отрока древнего воина слышал. И о том, что он весьма непростым человеком был в прошлом…
«Так что же? Это всё правда?» – пронеслось в голове священника.
– И тебе доброго дня, отче, – произнёс Андрей. – Ты прости, что оторвал от дел. Но без тебя никак не получилось бы.
– Что‑то случилось? – несколько нервно спросил священник, с трудом удерживая своё волнение.
– Агафон, есть у тебя место, где мы смогли бы спокойно переговорить? Без лишних глаз и ушей?
– Найдётся, – степенно огладив бороду, произнёс купец.
– Тогда веди, – произнёс Андрей и снял со своего заводного мерина суму парную. Закинул её на плечо и пошагал вслед за купцом.
Зашли.
Сели. Точнее, Агафон с Афанасием сели. Андрей же осторожно поставил сумки на стол и начал вытаскивать на стол содержимое.
Сначала он достал сахар.
Получение его было хоть и трудоёмкое да излишне затратное по дровам, но вполне доступное даже для средней полосы. Он просто собирал берёзовый сок. Упаривал до сиропа. Очищал его известью от органических примесей. И выпаривал досуха. На выходе у него в руках оказывались кусочки сахара. Да, не белого. Но белый тогда и не умели получать.
Строго говоря, сахар в XVI веке – это очень дорогое и статусное лакомство, доступное не всем. И если в Средиземноморье или в традиционных морских державах он был хоть и скотски дорог, но относительно доступен, то на Руси считался чем‑то просто запредельно дефицитным. Не ляпис‑лазурь, но что‑то близкое. Конечно, ещё оставался мёд. Но его производили мало. Точнее, даже не производили, а собирали бортники у диких пчёл. А потому мёд, конечно, выходил несравненно дешевле сахара, но всё равно оставался доступен только самым богатым и то не каждый день.
Сахара Андрей привёз немного по современным меркам. Всего около трёх кило. Ведь на один килограмм сахара приходилось перерабатывать порядка двухсот литров берёзового сока. Но для местных и такая партия выглядела представительно. Очень представительно…
Следом он достал котомки с краской.
В этот раз он не стал возиться с получением большого количества поташа, без которого не выйдет сделать берлинскую лазурь. В этот раз он привёз искусственный ультрамарин. Для него требовалась белая глина, глауберова соль, сода, сера и древесный уголь. Все эти компоненты Андрей купил у Агафона ещё по осени. И вот теперь обрадовал его огромной по местным меркам порцией краски.
[1] Больше 1,5 тысячи рублей. Много это или мало? Снаряжение обычного поместного воина, состоящее из двух меринов, кольчуги, лёгкого шлема, сабли, щита и лука стоило около 50 рублей. И Андрей волей‑неволей всё равно демонстрировал своё богатство, хоть и не такое впечатляющее, как получилось бы при вооружении людей хорошим огнестрельным оружием.
