Помещик. Том 4. Сотник

– С отцом моей матери, который гадил ей, мне и отцу моему из‑за паскудной своей натуры.

– ЧТО?! – рявкнул побагровевший Семён, вставая.

– Не напрягайся, деда. Прэсс лопнет, – произнёс он на одесский манер.

– Что? Какой ещё прэсс? – переспросил дед Степан, в то время как Семён задыхался от ярости.

– Живот.

– Щенок! – прорычал дед Семён.

– Деда. Я уже не маленький. Будешь выступать – нос сломаю. Сядь и уймись. Ты мне дед. А раз так, то и говорю как есть.

– А не боишься мне такие слова говорить? – прорычал дед Семён, хватаясь за саблю. Но, впрочем, не извлекая её из ножен.

– А вот это – не надо, – добродушно улыбнувшись, ответил Андрей. Хотя глаза его были холодными‑холодными. – Глупости все совершают. Особенно по молодости. И я хоть и держу обиду на вас, но вы мне всё же родичи. Да и вы не просто так сюда приехали. Так что подумай. Крепко подумай. Достанешь, – кивнул парень на саблю, – обратной дороги не будет.

Дед Семён сверкнул глазами. Чуть поскрипел зубами. Но сел. Ударил открытой ладонью по столу. Да так сильно, что кое‑какая посуда подпрыгнула. И, рассмеявшись, выпалил:

– Ну надо же? Волчонок уже вырос!

– Вы мне родичи. И мой долг – помогать вам. Но прежде него стоит клятва Государю. А потому в первую очередь я должен укреплять оборону полка. И только потом уже помогать вам. Иначе мои слова и ломаной полушки стоить не будут.

– Да, – согласился дядя Фома. – Царь‑Государь кому попало соболиную шубу не дарит.

– Как тебе шуба? – поинтересовался дед Степан.

– Жарко в ней. Но красивая.

– Жарко ему… – фыркнул Семён. – Совсем ничего не боится.

– А то ты думал, будто бы трусливый щенок может так на супостата ходить в съёмный бой копейный? – хохотнул Степан.

И как‑то накал страстей поутих. Дальше уже пили спокойно. И дельно беседовали. Андрей обсуждал со своими коломенскими родичами, чем помочь они ему смогут. Ведь помощь в укреплении обороны есть прямой путь к ускоренному получению добрых броней.

Чем они реально могли помочь?

Прежде всего поиском людей, потому что провинции и служилые полки, стоящие севернее Оки, испытывали достаточно серьёзные трудности хозяйственного плана. Земля уже поделена. И крестьяне на ней имеются в хоть каком‑то количестве. Да вот беда – помещикам всё одно не хватает прибытка. Сильно не хватает. Посему крестьяне, измученные постоянным грабежом и голодом, бегут на юг. Кто в разбойный люд, а кто и просто землю пахать. Рисков сильно больше. Но там, севернее, уже ни вздохнуть, ни пёрнуть из‑за тягла, превышающего все разумные пределы. Что, в свою очередь, плодит и прослойку эрзац‑помещиков, которые не вёрстаны на службу в силу того, что им не достаёт ресурсов даже для минимального снаряжения. Или они не в состоянии на неё заступить по той же причине. В том числе и будучи безземельными. В дальнейшем, в ходе Ливонской войны, именно они какое‑то время будут выступать в роли необученного резерва. Но сейчас они просто висели в воздухе, находясь в неопределённом положении. И вполне охотно шли в послужильцы. Всё лучше, чем слоняться, промышлять разбоем и фактически объедать родичей.

Вот их Андрей и хотел подтянуть. Необязательно из Коломны. Там рядом городов хватало. Да и связи кое‑какие у родичей имелись, как и мотивация. Ведь, по сути, они таким образом отрабатывали бы свои новые доспехи. Не говоря уже о том, что связи с таким деятельным родичем глупо не поддерживать, ибо это может оказаться очень полезно. Как непосредственно в виде прямой материальной выгоды, так и косвенно, через подъём репутации и статуса семьи.

Кроме того, Андрея очень интересовала возможность пощупать рынок Москвы и постараться сманить оттуда молодых, амбициозных и непонятых ремесленников. Да и не только их…

 

* * *

 

В то же самое время отец Себастьян, развив скорость похлеще отца Федора из кинофильма «Двенадцати стульев», добрался до столицы Великого княжества Литовского. До славного города Вильно, известного также как Вильна или Вильня в русской традиции тех лет.

– Там прибыл… – начал шептать что‑то на ухо Станиславу Гозию тихонько подошедший слуга.

– Что ты там бормочешь? – поинтересовался Король. – Говори громче!

– Виноват, Ваше Величество, – ответил слуга и чуть испуганно скосился на священника. Тот кивнул. И он продолжил: – Прибыл отец Себастьян, который сказывает, будто его отсылали по особым поручениям. Вида уставшего и неопрятного. Принять просит.

– Ну так зови.

Станислав Гозий немного скривился, желая поначалу самолично расспросить своего агента. Но интерес монарха и присутствующей в зале свиты с гостями требовалось удовлетворить.

Отец Себастьян вошёл, в полной мере отвечая словам «неопрятный» и «уставший». Он спал с лица. Под глазами у него виднелись круги от недосыпа. Выглядел же он так, словно проскакал верхом от Москвы до Вильно, не слезая с коня.

– Твои новости так важны? – чуть поморщившись, поинтересовался Сигизмунд II Август.

– Да, Ваше Величество.

– И чем же?

– Вы направили меня в Тулу, чтобы я узнал, верны ли слухи.

– И что же? Ты узнал это?

– Да, Ваше Величество, – торжественно произнёс отец Себастьян и, вскинув подбородок, после небольшой паузы добавил: – Они верны.

– ЧТО?! – ахнул Станислав Гозий.

А вслед за ним поднялся шум и гам в зале, полном уважаемых магнатов, аристократов поменьше, священников и прочих. «Немыслимо!», «Это вздор!», «Невозможно!» – доносилось из каждого угла. Наконец Король поднял руку, призывая к тишине.

– Ты же понимаешь, что это ересь? – чуть наклонившись вперёд, спросил правитель Польши и Литвы.

– Понимаю. В моей голове это до сих пор не может уложиться. Но… это факт. А факт – самая упрямая в мире вещь. Я лично присутствовал во время битвы при Селезнёвке, что совсем недавно произошла недалеко от Тулы. И я видел, как идёт в бой человек, напрочь лишённый страха смерти. И сохрани Господь того, кто встанет на его пути.

– Что за битва? Я о такой не слышал, – уточнил Станислав Гозий.