Помещик. Том 4. Сотник
– Ну как? Скушай заячий помёт. Он ядрёный. Он проймёт. От него, бывает, мрут. Ну а те, кто выживает, те до старости живут, – процитировал Андрей сказ про Федота‑стрельца, на ходу его чуть‑чуть подгоняя под местный язык.
– Ты почто Спиридона с Данилой увёл?! – взревел вновь сотник, так как не мог никаких других слов подобрать, глядя на эту наглую рожу.
– Ты чего орёшь?! – встречно рявкнул Андрей. – Давно лицо не ломали?!
– Что?! – схватился тот рукой за саблю, но за ту руку его тут же уцепилось несколько человек. Чтобы оружие не обнажал и дурости не творил.
– Я же пришёл к вам. И чин по чину предложил сделать всё по‑людски. А ты? Как ты поступил? Как вы поступили? Устроили пустую ругань. И в очередной раз показали, что вам срать на Царя, срать на полк, срать на город, срать на людей, что под вами ходят, да и вообще на весь люд православный срать.
– Да как ты смеешь?!
– Смею что? – подавшись вперёд, спросил парень. – Говорить правду в лицо? Правду говорить легко и приятно. Вот смотри. Ты – ленивая жопа. Ты – ничего не хочешь делать. Видишь? Гром и молния меня не поразили. Или ты думал, я опущу руки? Нет, – жёстко произнёс Андрей. – Я делал этот полк сильнее, делаю и буду делать, хочешь ты этого или нет. – А потом спросил, сильно смягчив тон: – Понял ли?
Но сотник промолчал. Он лихорадочно соображал, пытаясь подобрать слова для ответа. А они никак не шли в голову. Однако парень, выдержав очень небольшую паузу, решил ещё сильнее сбить его с толку и рявкнул:
– Понял ли?!
Тот кивнул. Молча.
– Ну вот и ладушки, – добродушно улыбнувшись, произнёс Андрей. И, пожелав всем присутствующим хорошего дня, отправился к Агафону. Отец Афанасий же засеменил за ним, нервно оглядываясь. Лица некоторых сотников не выражали ничего хорошего. Совсем. Они даже за сабли сами схватились. Но сдержались… но не решились…
Десятники же, что стояли чуть поодаль, реагировали намного спокойнее. Они скорее были задумчивы. Слова Андрея их тоже зацепили. В том числе и в плане перспектив. Но…
Однако уйти от проблем в тот день не удалось. Потому что у Агафона тоже всё началось не слава богу. К нему заехали гости‑товарищи из Пскова…
– И вам доброго дня и крепкого здравия, – поздоровался с ними Андрей, отвечая на цветистую здравницу.
– Мы слышали, что через тебя можно купить славную краску, – произнёс Ефрем – упитанный и очень обстоятельный даже на вид мужчина.
– Друзья, – примирительно улыбнувшись, произнёс парень, – мы с вами обязательно это обсудим и обговорим. Но давайте делать всё последовательно. Я шёл к Агафону поговорить о наших с ним делах. И я сначала поговорю с ним. А потом, завершив это дело, обещаю, пообщаюсь с вами.
– Мы можем купить много краски.
– Не сомневаюсь. Но порядок в делах – голова всему. Прыгать как пьяная лягушка и хвататься за всё подряд – признак дурного воспитания. С Агафоном я УЖЕ веду дела. Вы же не хотите, чтобы, начав вести дела с вами, я отвлекался прежде вас на кого‑то иного?
– Пожалуй, – вполне серьёзно произнёс Ефрем.
– Прошу, – произнёс приказчик Агафона, приглашая гостей в тенёк под навесом, где для них был уже накрыт стол. Само собой, после кивка самого купца.
А Андрей с отцом Афанасием и Агафоном прошли в помещение, где при свете нескольких ламп засели обсуждать финансы. Отец Афанасий в этом деле выступал как некий гарант деловой добросовестности. Дабы всё чин по чину было.
– Кто это? – тихо спросил парень, когда уединились. – Отчего не предупредил?
– С утра только приехали. Не успел, – виновато ответил Агафон, а сам глазки отвёл.
– Что?
– Что? – переспросил он.
– Что ты хочешь мне сказать?
– Ничего.
Андрей внимательно на купца посмотрел. Но выдохнул, посчитав, что тот просто чувствует себя виноватым. И, плюнув, приступил к подсчёту денег от торговли краской, сахаром и светильным маслом.
По весне он привёз купцу примерно три килограмма сахара и тридцать четыре гривны[1] краски разных цветов, преимущественно, конечно, синей. И вот теперь хотел получить с них свою долю.
Полная цена одного грамма такой краски составляла от семи до десяти рублей. В зависимости от цвета. Но, понятное дело, «драть» по полной программе Андрей с Церкви не стал. А именно она выступила покупателем. Ещё до беспорядков в Москве. Так что Агафон «срубил» с неё после долгих торгов 42 тысячи 109 рублей 78 копеек и одну полушку.
По тем временам просто чудовищная сумма!
Вполне типичный залог за князя‑боярина, который подозревался в желании отъехать на литовскую службу, состоял из порядка десяти тысяч рублей. А тут – сорок две тысячи! Но Церковь со времён Иоанна III отчаянно стяжала богатства и, среди прочего, контролировала бо́льшую часть солевого бизнеса. Почти всю. Так что могла, не сильно напрягаясь, достать и намного больше денег.
Одна из причин очень крепкого союза иосифлян‑стяжателей с Царём заключалось как раз в том, что у них были деньги. Много денег. Больше, чем у Государя.
Ведь тот пополнял свою казну, взыскивая подати да мыто преимущественно натуральными товарами. Плюс получал долю в формате кормления от тех или иных городов, а также сёл, которыми владел. Опять же, больше товарами, чем деньгами. Церковь же в эти годы являлась крупнейшей корпорацией Руси с серьёзным и весьма доходным бизнесом разного плана, из‑за чего денег у нее имелось заметно больше, чем у Государя. Да и те же новгородские купцы в складчину столько бы не положили. Посему сорок две тысячи были для неё хоть и большой суммой, но вполне подъёмной. Она и вдвое больше могла бы дать. И втрое. Причём не надрываясь.
Эти деньги делились просто.
Двадцать одну тысячу 744 рубля Андрей отложил «поставщикам». Ну тем самым, мифическим, которые существуют только на словах. Так что формально – это не ему, но фактически…
Весомая сумма. Как в прямом, так и в переносном смысле. Ибо рубль счётный имел в себе 68 грамм достаточно чистого серебра, то есть, считай, полторы тонны серебра выходило.
От оставшейся части, которую решили считать прибылью, Государю уже передали 6 тысяч 788 рублей, чему тот был безмерно рад. Наличкой! Для него этот платёж оказался просто усладой для души.
[1] Стандартная гривна в Московской Руси тех лет представляла собой новгородскую гривну массой около 204 грамм, то есть 34 гривны были равны 6 936 грамм или, считай, 7 килограмм.
