Помещик. Том 4. Сотник
– А чего ты своё подворье в Туле не поставишь? – спросил отец Афанасий Андрея, когда тот с ним прощался. – Я рад, что ты останавливаешься у меня. И всегда приму. Но сотник уже не мальчик. Ему своё подворье иметь нужно. Да и деньги есть. Пора бы уже.
– А где его ставить, отче? В кремле мне земли не выделят. Там всё занято.
– Как не выделят? – удивился Афанасий. – Надысь с воеводой толковали о том. Тебе предложили там строиться, а ты отказался.
– На том клочке земли мне не развернуться. Только будку собачью ставить разве что.
– Будку? – ещё больше удивился священник. – А сколько тебе нужно?
– Много, отче, много. Сам же видишь – дела закипают, из‑за чего в кремле своего я не получу. Обид или каких‑то глупых надежд на то у меня нет. Там просто мало земли. А вне кремля – дело небыстрое и очень непростое. Подворье ведь ставить нужно укреплённое, на тот случай, если татары с большим войском придут. Сам говоришь – не мальчик уже, а ставить новое взамен пожжённого раз за разом именно что удел малышей неразумных.
– Ой ли?
– Давно бы туляки в складчину земляной вал вокруг посада поставили. Большой. Чтобы татарам неповадно было нажитое непосильным трудом жечь да грабить. Но я с тем возиться не хочу. Мне и с полком бед хватает.
– Хм… А если вне кремля, то где бы ты хотел его поставить?
– Да на старом городище, – произнёс Андрей, имея в виду то место, где позже возникнет сначала поселение мастеровых оружейных, а потом и завод Демидовых, переросший в последствии в ТОЗ.
Понятное дело, что в 1554 году там даже ландшафт был другой.
Само древнее городище, построенное на слиянии Упы и Тулицы[1], оставили уже в середине XII века, перенеся крепость и город на левый берег Упы. Туда, где и ныне стоял кремль. Правый же берег использовался только в хозяйственных целях – для огородов и покосов. И так дела обстояли до 1595 года, когда оружейных мастеров из Дедилова по указу Царя Федора Иоанновича переселили в Тулу и разместили на слиянии Упы и Тулицы.
В те годы там большого острова ещё не было, просто потому, что он искусственен. И появление его связано с хозяйственной деятельностью Никиты Демидова в конце XVII века. Но то уже совсем другая история.
– А не боишься там селиться?
– В кремле мне всё одно места не хватит.
– А чего не тут, на этом берегу Упы?
– Раздолья нет. Да и река мне малая нужна. А там Тулица течёт – самое то.
– Зачем?
– Плотину там поставлю да колесо водяное для нужд мастеровых. И стену земляную поставлю для защиты от татар. А её лучше на стрелке воздвигать. Легче и защиты больше.
Андрей не врал.
Он просто не договаривал, планируя развернуться на этой площадке похлеще Никиты Демидова. Говоря про плотину, он держал в уме знаменитый Демидов пруд с зеркалом в 40 гектаров. Он ведь покрывал преимущественно болотистые ничейные земли. Посему и вопросы к нему вряд ли возникнут. Наоборот, все только обрадуются, если он изведёт болото, столь близко лежащее к Туле.
Разумеется, повторять ошибку Демидова Андрей не собирался. И земли перед заполнением пруда он планировал подготовить. Расчистить. Углубить. Да и потом чистить, благо, для пруда с чистым дном без коряг и плавным понижением уровня это не представляло никаких технических сложностей.
– Хорошо, – после некоторой паузы кивнул отец Афанасий. – Я постараюсь сговориться. Не думаю, что кто‑то будет против. Особливо если ты ещё и укрепление там какое поставишь.
На том и сговорились.
Видимо, требовалось время, чтобы согласовать такие вопросы. Ведь Андрей явно заявил определенные претензии на размах, и священник это понял. А значит, вряд ли такой вопрос станут решать на местах…
Но стройка в Туле – дело далёкое. Вряд ли раньше следующей весны к таким делам получится приступить. А вотчина – вот оно, уже насквозь родное.
Парень подъехал к деревянному мосту через реку Шат и едва не заслезился. Откуда такие эмоции? Он не знал ответа на этот вопрос. Однако чувства были. И сильные.
Их заметили.
Издали.
И встречали. Выехал Пётр с небольшой свитой сопровождения. Он так всё лето и просидел в вотчине, выступая своего рода начальником охраны и командиром сводного гарнизона в одном флаконе.
Марфа ждала в крепости.
– Жив, – радостно произнёс Пётр, подъехав к Андрею ближе.
– Не дождётесь, – так же радостно оскалился он.
– Мы уж тут слышали про битву. Агафоновы люди на лодках приходили. Сказывали. Не сильно тебя помяло?
– Коня убили.
– А я‑то смотрю, нет его… м‑да… Добрый конь был.
– Дорогой…
А пока они болтали, купеческие лодки «парковались» возле деревянного причала. Его ещё оборудовать и оборудовать. Но пока и это годилось, облегчая и фиксацию лодок, и их разгрузку.
Марфа вышла из ворот земляной крепости, держа ребёнка на руках.
Её муж вернулся.
И она при этом пережила эмоции, близкие к катарсису. Потому что в эти времена женщина без мужчины была никем и звали её никак. Особенно в той ситуации, в которой их семья оказалась. А тут такие новости. Серьёзная драка. Ранен. Везли на носилках. Медицина в эти годы была малорезультативна, скорее помогала преставиться, нежели выжить, поэтому она переживала не на шутку. И теперь, увидев мужа живым, довольно бодрым, да ещё на коне, испытала целую гамму позитивных эмоций.
Он подъехал ближе.
Лихо соскочил с коня. Поморщившись от раны. Ногу ему в том бою у Селезнёвке всё‑таки зацепило.
– Как ты? – тихо спросил парень, обняв жену так, чтобы ребёнок оказался между ними.
Малыш немного запищал. Но почти сразу притих, начав ощупывать ручкой лицо отца. Его он узнавал и тянулся к нему, хотя в этот раз и не признал с первых секунд.
– Слава богу, не хвораю. Да и сынок наш здоров. Кушает, какает, спит, кричит, в общем, ведёт полноценную, насыщенную жизнь.
[1] В старину реку Тулицу именовали Тулой, откуда и название города.
