Помещик. Том 5. Воевода
– Ты дурной? – с отчаянием в голосе спросил отец Афанасий. – Я последний человек в городе, который желал смерти воеводе. Или ты, дурья твоя голова, думаешь, будто кто‑то ещё в состоянии достать денег на строительство каменной церкви? Большой каменной церкви! Зачем мне его убивать? ЗАЧЕМ?!
– Не знаю, – покачал головой Агафон.
– Хочешь, я крест поцелую в том, что не причастен к нападению. И не ведаю, кто и зачем это сделал. Хочешь?
Агафон покачал головой и отвернулся к алтарю. Перед воротами, ведущими к нему, ещё не убрали кровь воеводы.
– Я не знаю, что и думать, – тихо добавил купец. – Этот убийца ведь не один был. В церкви находились его подельники. И они уважаемые люди. Ещё и ты с этим…
– Мы все растеряны, – осторожно произнёс священник. – Главное сейчас – не делать резких поступков.
– Боишься?
– Боюсь, что мы упустим заговорщиков. Они ведь теперь начнут действовать открыто.
– Ликаны и масаны – кто это? – сменил тему купец. – Никогда о них не слышал.
– Если бы я знал. Но, очевидно, что‑то дурное, раз для них серебро губительно.
Агафон молча встал и не прощаясь вышел. Понурый. Афанасий же, бледный как мертвец, проводил его до дверей. И с огромной тревогой смотрел за тем, как тот проходит между помещиков. И молчит, то есть не обвиняет священника во всех смертных грехах.
А одно слово могло возжечь пожар. Ибо настроения среди помещиков были такие, что они любого бы растерзали, если бы узнали о причастности этого любого к нападению на их любимого воеводу. Даже те, кому Андрей не сильно нравился, помалкивали…
Глава 7
1555 год, 7 ноября, Москва
– Что там дальше? – устало зевнув, спросил Иоанн Васильевич.
– Государь, – вкрадчиво произнёс дьяк, – от твоего верного слуги грамотка пришла.
– Что за грамотка?
– Предупреждает тебя о том, что воевода тульский на тебя хулу возводит.
– Опять? Что в этот раз?
– Пишет, что Андрей болтает, будто бы ты, Государь, не настоящий. Ибо не в силах сам титулы дарить. И Кесарь ромейский в том тебя выше непревзойдённо. Да и не Кесарь, а даже простой баронишка ляшский или мадьярский.
– А кто прислал сию грамотку?
– Князь Белёвский[1].
– Это где же он услышал, что Андрей болтает? Сидит же безвылазно в своём городишке. Али слухи какие повторяет, словно баба базарная?
– Того мне неведомо и в грамотке не писано.
– А грамоток‑то много уже… ой много… и во всех одно и то же. Словно кто‑то один их где пишет да от чужого имени рассылает. Чудно.
– Так, можа, и правда болтает? Дыма без огня не бывает. Человек он лихой.
– Лихой, но не дурной. Не забывай – он в прошлом князь. Правнук Владимира Святого. И не абы какой, а многоопытный. Он правил больше, сколько тебе лет. И не в тиши сидел, а в лихое время престол держал. А посему такое болтать не станет. Ибо не дурак и в делах державных смыслит немало. И в том, что его недруги охотно сие донесут до моих ушей.
– Но пишут же… – почесал затылок дьячок. – Неужто брешут?
В этот момент в дверь постучали.
– Кто там? – спросил Иоанн Васильевич.
Вошёл слуга.
– Что случилось? – нахмурившись, поинтересовался Государь.
– Срочное известие из Тулы.
– Из Тулы? – оживился дьяк.
– Да, – произнёс слуга и протянул грамотку Царю. Тот кивнул дьячку и тот, ловко её подхватив, сломал печать и начал читать.
– … на слугу твоего верного, воеводу тульского в храме Господнем напали и пытались зарезать…
– В храме?
– Да, отец Афанасий пишет, что в храме. Ещё он пишет, что кинжал был отравлен. Отчего рану сразу стало жаром томить.
– А ныне что? Жив ли?
– Грамотка сия пятого дня писана. Времени много утекло.
– А ты говоришь, что пишут… – покачал головой Царь. – Не мил он кому‑то, вот и пишут. А тот князь Белёвский, он… хм… Интересно, где Андрей ему дорогу перешёл и в чём?
Дьяк и слуга промолчали. Они заметили, как Государь погрузился в размышления, и не хотели его отвлечь ненароком. Дьяк едва заметно кивнул: дескать, уходи. И слуга тихонько удалился. Его задача заключалась в том, чтобы передать грамотку. Участвовать в разборе значимых государственных бумаг далее ему было неуместно.
Царь же думал о том, кому могло понадобиться изводить Андрея. Где наветом, где прямым убийством. Ведь не такая большая птица. Зачем? Или всё‑таки большая, и он что‑то не знает?
* * *
Тем временем в Туле отец Афанасий стоял у парня над душой.
– Сын мой, тебе нужно исповедоваться и причаститься.
– Не нужно.
– Ты умираешь, и должно перед Всевышним представать с лёгкой душой.
– Нет никакого смысла перед смертью исповедоваться и причащаться. Если ты жил как дерьмо, то, думаешь, раскаяние перед смертью что‑то изменит? Нет. Только усилит твою вину, ибо добавит к ней ещё лукавство и трусость. Натворил дел – имей смелость отвечать.
[1] В этой версии реальности князь пока ещё сидел в Белёве и не был репрессирован за измену.
