После бури

Теему достал сигарету из пачки, лежавшей на прикроватном столике, и в последний раз покурил вместе с Рамоной. Он вдруг засмеялся, такой она выглядела сердитой, даже после смерти. Если она сейчас на небесах, там же, где Видар, то младший брат получит хорошую взбучку за то, что осмелился уйти раньше ее. Теему осторожно закрыл старухе глаза, погладил ее по щеке и прошептал:

– Передай привет маленькому засранцу. И Хольгеру.

Теему так и остался сидеть на кровати, не зная, что делать с телом, кому звонить. Рамона была самым нормальным человеком из всех взрослых, которых он встречал на своем пути, и он не знал, что делают нормальные взрослые люди, когда теряют других таких же нормальных взрослых. В конце концов он позвонил Петеру Андерсону.

Наверное, это было столь же необъяснимо, сколь очевидно. Они ненавидели друг друга годами, пока Петер был спортивным директором «Бьорнстад‑Хоккея» и воплощением того, что ненавидела вся Группировка: узкого круга богатой элиты, которая управляла клубом, словно он принадлежал только ей. В своей ненависти Группировка зашла так далеко, что однажды разместила в газете некролог Петера, а его жене организовала звонок из транспортной фирмы, помогающей при переезде в другой город.

Теему и Петер перестали быть врагами благодаря Рамоне, когда под ее недремлющим оком Петер уволился с должности спортивного директора, но друзьями они так и не стали. Но сейчас Теему позвонить было некому. Он бы не удивился, если бы Петер швырнул трубку, но тот мягко переспросил:

– Погоди, погоди, Теему, что ты сказал?

Слова посыпались из Теему, как крупа из мешка.

– Она, черт побери, умерла, – всхлипывал он.

– Умерла? – шепотом переспросил Петер.

– М‑м‑м, – выдавил Теему, словно у него остались одни согласные.

– Господи. Господи, Теему. С тобой все в порядке?

Теему не знал, что ответить, потому что ни один взрослый мужчина никогда не задавал ему этот вопрос.

– М‑м‑м.

– Где ты? – спросил Петер таким голосом, будто боялся спугнуть косулю у себя во дворе.

– Мы в машине, – еле слышно всхлипывал Теему.

– Кто… вы?

– Мы с Рамоной!

Петер молча дышал в трубку и ждал, когда Теему скажет, что это шутка. Но это была правда.

– Теему, ты что, посадил Рамону в машину?

– Я не знал, что делать, и решил поехать к тебе, но не оставлять же ее одну! – оправдывался Теему, глотая слезы и сопли.

Петер очень‑очень‑очень тяжко вздохнул. И попросил Теему припарковаться на обочине. Петер не знал точно, как в уголовном кодексе классифицируется перевозка трупа в старом «саабе», но был уверен, что соответствующая статья там найдется.

– Стой и жди меня, я тебя заберу.

Теему послушно остановился, что было довольно странно, – не только потому, что рядом сидела мертвая Рамона, но еще и потому, что за всю жизнь его никто ни разу не забирал.

 

* * *

 

Сколько телефонных звонков было в то утро, не сосчитать: одни соседи звонили другим, другие звонили третьим, пока новость не дошла до питомника Адри Ович. Узнав об этом, Адри позвонила на другой конец света.

– Беньи, – прошептала она и, осторожно выбирая слова, рассказала о том, что случилось.

Он вскочил, не раздумывая упаковал сумку и отправился в путь – теперь он спал на лавке в аэропорту на другой стороне земного шара. Один его глаз заплыл, превратившись в иссиня‑красный синяк, ноздри почернели от грязи и запекшейся крови. Беньи было двадцать лет, из которых два года он прожил пьяным и настолько свободным, насколько может быть молодой и бессмертный лжец, занимающийся самолечением. В этом полушарии солнце только собиралось взойти, и за окном ждал новый жаркий день, лучше всего подходящий для полуголых тел на бесконечном пляже, но Беньи направлялся на север, навстречу хоккейным городам и минусовой температуре.

Машину времени не изобретут никогда, потому что, если бы когда‑нибудь в далеком будущем ее изобрели, тот, кто любит Беньи, сразу бы перенесся в этот момент времени и остановил его. Взял бы его за руку и усмехнулся: «Да плюнь ты на это! Пошли загорать, возьмем по пиву, купим лодку!» Потому что тогда бы ничего не случилось. Если бы кто‑то был рядом и помешал ему уехать домой. Так что теперь мы знаем наверняка: машины времени не существует. Ведь тех, кто любит Беньи, гораздо больше, чем ему кажется.

 

* * *

 

Лео Андерсон не припоминал, чтобы был когда‑либо так искренне счастлив, как на следующий день после бури, когда у них дома в центре Бьорнстада дали электричество и снова заработал компьютер. Жизнь продолжалась. Папа разговаривал с кем‑то по телефону, Лео это особенно не волновало, но, закончив беседу, папа сразу позвонил маме и сказал, что кто‑то умер. Кто – Лео не расслышал. Мама тут же приехала с работы, где она провела всю ночь, и, как только она вошла, папа сразу ушел. Они мельком посмотрели друг на друга, мол, любовь подождет, впереди много дел, а время, чтобы высказать наболевшее, в один прекрасный день наколдуется само. Лео никогда никому не рассказывал, как часто он обдумывает практические детали, с которыми столкнется после развода родителей, как он будет перевозить компьютер от мамы к папе и наоборот. Отсчет времени уже пошел.

За папой закрылась дверь, и мама пошла на кухню, чтобы начать обзвон. Лео закрылся у себя в комнате, сел за компьютер и выдохнул так, словно подействовало обезболивающее, теперь можно не думать; возможно, для кого‑то мерцающий экран и звуки стрельбы в наушниках невыносимы, но для него это была медитация. Когда на телефон пришло сообщение, он на секунду отвлекся от игры. Писала сестра. Сообщение начиналось словами: «Скоро приеду». Лео улыбнулся.

В другом конце Бьорнстада, в маленьком домике перед компьютером сидел Маттео. Они с Лео были ровесники и играли в одну и ту же игру, сестра Маттео тоже скоро вернется домой. Но он не улыбался.

 

* * *