Правда о деле Гарри Квеберта

Около полудня, увидев, что Дженни направляется к нему с меню и чашкой кофе, он прикрыл исписанную страницу чистым листом – как всегда, когда кто‑нибудь к нему приближался.

– Пора вам что‑нибудь поесть, Гарри, – велела она чересчур заботливым тоном. – Вы за целый день маковой росинки не проглотили, только добрых полтора литра кофе. У вас будет изжога на голодный желудок.

Он постарался вежливо улыбнуться и как‑нибудь завязать разговор. На лбу у него выступили капли пота, и он быстро вытер его тыльной стороной руки.

– Вам жарко, Гарри. Вы слишком много работаете!

– Возможно.

– У вас вдохновение?

– Да. В последнее время дело, можно сказать, идет неплохо.

– Вы все утро не поднимали головы.

– В самом деле.

Дженни улыбнулась заговорщицкой улыбкой, давая понять, что ей все известно про книгу.

– Гарри… Я знаю, это нескромно, но… Можно мне почитать? Хотя бы несколько страниц? Мне так интересно посмотреть, что вы пишете. Это, наверно, чудесно.

– У меня еще не совсем готово…

– Наверняка это уже потрясающе.

– Попозже посмотрим.

Она снова улыбнулась:

– Позвольте принести вам лимонаду немного освежиться. Хотите что‑нибудь съесть?

– Я возьму яичницу с беконом.

Дженни немедленно исчезла на кухне и заорала повару: “Яичницу с беконом для вел‑ликого пис‑сателя!” Мать, видевшая, что она болтает в зале, призвала ее к порядку:

– Дженни, прекрати надоедать мистеру Квеберту!

– Надоедать? Мама, ты промахнулась: я его вдохновляю!

Тамара Куинн с сомнением посмотрела на дочь. Ее Дженни – милая девушка, но уж очень наивная.

– Кто тебе вбил в голову такую чепуху?

– Гарри в меня влюблен, мама, я знаю. И по‑моему, я на первых ролях в его книге. Да, мама, твоя дочь не будет всю жизнь подавать бекон и кофе. Твоя дочь выйдет в люди!

– Да что ты такое городишь?

– Между Гарри и мной скоро все будет официально, – слегка преувеличила Дженни, чтобы мать уяснила как следует.

И, торжествуя, состроила лукавую гримаску и удалилась в зал походкой королевы.

Тамара Куинн не смогла удержаться от довольной улыбки: если дочери удастся подцепить Квеберта, о “Кларксе” заговорят по всей стране. Может, и свадьбу сыграют здесь, кто знает: она найдет слова, чтобы убедить Гарри. Оцепленный квартал, большие белые шатры на улице, тщательно отобранная публика; половина нью‑йоркского бомонда, десятки журналистов освещают событие, бесконечные вспышки камер… Этого человека послало само небо.

В тот день Гарри покинул “Кларкс” в четыре часа, торопливо, словно припозднился. Сел в машину, припаркованную перед закусочной, и быстро уехал. Он не хотел опоздать, не хотел ее упустить. Вскоре после его ухода на том же месте остановился полицейский автомобиль. Полицейский Тревис Доун, нервно вцепившись в руль, украдкой заглянул через витрину в ресторан. Решив, что народу еще слишком много, он не решился войти внутрь. Воспользовавшись передышкой, он стал повторять заготовленную фразу. Уж одну фразу‑то он мог сказать; не нужно так робеть. Одну несчастную фразу, всего с десяток слов. Глядя на себя в зеркало заднего вида, он произнес: “Живет, Пренни. Я подумал, может, нам в субкино сходить в боту…” Он чертыхнулся: совсем не та фраза! Одна какая‑то фраза, всего ничего, а он никак не может запомнить. Развернув клочок бумаги, он перечитал записанные слова:

 

Привет, Дженни! Я подумал, если ты свободна в субботу вечером, мы можем сходить в кино в Монберри.

 

Ничего ведь сложного: ему надо войти в “Кларкс”, улыбнуться, сесть за стойку и спросить кофе. Пока она будет наливать ему чашку, надо произнести эту фразу. Он пригладил волосы и сделал вид, будто занят и говорит по радиосвязи – на случай, если кто‑нибудь его увидит. Прошло десять минут; четверо клиентов вместе вышли из “Кларкса”. Путь был свободен. Сердце у него колотилось: он чувствовал, как оно отдается в груди, в руках, в голове, казалось, пульсировали даже кончики пальцев. Он вышел из машины, сжимая в кулаке бумажку. Он любил ее. Он любил ее еще в школе. Она была самой восхитительной женщиной, какую он когда‑либо встречал. Из‑за нее он и остался в Авроре: в полицейской академии отмечали его способности, советовали не оставаться в местной полиции, а метить выше. Говорили про полицию штата и даже федеральную. Какой‑то тип приезжал из Вашингтона и сказал ему: “Парень, нечего тебе делать в глухой дыре. Идет набор в ФБР. ФБР – это все‑таки не шутки”. ФБР. Ему предлагали ФБР. Может, он бы даже попросился в престижнейшую секретную службу, ведающую охраной президента и первых лиц страны. Но была на свете эта девушка, официантка в закусочной “Кларкс”, в Авроре, девушка, которую он всегда любил и которая, как он надеялся, однажды обратит на него внимание, – Дженни Куинн. Поэтому он попросил направить его в полицию Авроры. Без Дженни его жизнь не имела смысла. У дверей ресторана он остановился, набрал в легкие воздуха и шагнул внутрь.

Она думала о Гарри, машинально вытирая уже сухие чашки. В последнее время он всегда исчезал около четырех; она спрашивала себя, куда он так регулярно ходит. Может, на свидание? С кем? Какой‑то посетитель, усевшись за стойку, вывел ее из задумчивости:

– Здравствуй, Дженни.

Это был Тревис, ее симпатичный школьный приятель, а теперь полицейский.

– Привет, Тревис. Налить тебе кофе?

– С удовольствием.

Он на миг прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться: надо было произнести фразу. Она поставила перед ним чашку и налила кофе. Момент настал.

– Дженни… Я хотел тебе сказать…

– Да?

Она устремила на него взгляд своих больших светлых глаз, и он растерялся вконец. Что там дальше во фразе? Кино.

– Кино, – выговорил он.

– Что – кино?

– Я… В Манчестере было ограбление в кино.

– Неужели? Ограбили кино? Какая странная история.

– В почтовом отделении Манчестера, я хотел сказать.

Какого дьявола он говорит про это ограбление? Кино!

Он должен говорить про кино!

– Так на почте или в кино? – спросила Дженни.