Пуля времени
А сейчас перед ним сидел главарь – по повадкам это был всамделишный «иван»[1]. Новый знакомый глядел сочувственно и склабился, но от него все же исходила энергетика головореза. Это не кино…
– Ну, прояснилось в голове? – Атаман аккуратно похлопал раненого по плечу. – Лежи, поправляйся. Скоро фершал примочек каких‑нито притащит. Водки хочешь?
– Хочу, – прошептал опер. Хоть в этом у него сомнений не было.
Тогда бандиты посадили его в постели и поднесли стакан. Причем на бутылке было написано: «Паровой водочный завод М. А. Попова в Москве». Нет, это даже не сон…
А на закуску оперу дали кусок жесткой печенки. Опять же – сейчас так не варят.
Бородач в косоворотке радостно комментировал:
– Ежели организьм водку требует, значит, идет на поправку!
– Точно, Лодыга, – хохотнул главарь.
А подручный сказал ему запанибрата:
– Ты, Хряк, видать, угодникам свечки ставишь. Везучий, как сто цыган. Опять пуля тебя миновала, уж в который раз…
– За это Жорке спасибо скажи. – Атаман кивнул на капитана. – Сам‑то ты ни за что бы не подставился. А Ратманов смог.
Фартовые отошли, и Ратманов откинулся на грязную подушку. Голова трещала, но не столько от раны (или контузии, он пока не понял), сколько от растерянности, близкой к панике. Что с ним? Ущипнуть самого себя? Он ущипнул, но темный подвал никуда не делся. Так… Ну и влип. Как быть дальше?
Капитан размышлял недолго. Вариантов особых не было, а выдержка, благодаря многолетней профдеформации, еще осталась. Вот на нее и следовало опереться. Надо взять себя в руки, сказал он сам себе. Проанализировать ситуацию и выработать линию поведения. Пока этот кошмар каким‑то образом не закончится…
Итак, что уже известно? Вроде бы его зовут Георгий Ратманов, и он бандит по кличке Ратман. Георгий – один из вариантов имени Юрий. Возможно, это не случайно. Атамана кличут Хряком. Внешне и не свин, и не кабан, кто‑то даже скажет – симпатичный. Возможно, кличка, производная от фамилии или от прежней профессии, если, к примеру, он работал мясником.
Бородач в косоворотке – по виду рядовой бандит, хотя с атаманом говорит без подобострастия. Его прозвище, кажется, Лодыга. А сколько еще людей в банде? Чем они промышляют? И какой хоть у них год? Попробуем…
– Эй, Лодыга…
Тот сразу подошел:
– Чево?
– Какой у нас год?
– Ну ты даешь, золотая рота! Нынче с утра было пятое июня, а год у нас тысяча девятьсот двенадцатый от Рождества Христова. Нешто совсем память отшибло?
– Ага… Придется теперь вас, халамидников, по новой узнавать, – удачно вставил жаргонное словечко капитан. – Ну, атаман велел отдыхать…
Так… Ранение очень кстати – можно ссылаться на частичную потерю памяти, пока научишься правильно себя вести. Держись этой линии, переспрашивай, запоминай, проси рассказать, что было раньше. Вали все на голову – и присматривайся.
Но как так – опер, человек с правильным знаком, вдруг очутился в теле бандита? Да еще на сто одиннадцать лет раньше. Цирк с клоунами! Было бы смешно, если бы не было так страшно. Ведь это с тобой, с тобой происходит! И не в кино. Эх и кульбит, ети его в качель…
Одновременно Юрию подумалось, что, окажись на его месте кто‑то другой, к примеру тот же Петька Рогинский, напарник спалился бы с первых шагов. А этот – нет, недаром в прошлом декабре на корпоративе единогласно был признан «Мистером внутренние органы».
Но стоит вернуться в прошлое. Слово «халамидники» современным операм незнакомо. А оно означает базарных воров, плебеев преступного мира, стоящих в уголовной иерархии на низшей ступени. Не зря капитан читал воспоминания дореволюционных сыщиков Путилина и Кошко. Вдруг да пригодилось. Никогда не знаешь, где найдешь, где…
Кстати, если он в Москве 1912 года, то ловить его и всю банду будет именно Кошко, Аркадий Францевич! Он уже четыре года как начальник МСП[2]. Сменил на этом посту вороватого Мойсеенко и быстро наладил во второй тогда столице образцовый порядок.
Э‑хе‑хе… Надо присмотреться, как Хряк ведет дела. А то доверишься «ивану» и окажешься в Бутырке. Не особо приятно, вне зависимости от времени. Да и с Кошко шутки плохи.
2
Через пару часов Бурлак, теперь уже Ратманов, почувствовал себя чуть лучше. Пришел фельдшер с медалью за Русско‑японскую войну, осмотрел его, промыл и перевязал рану. Дал какие‑то пилюли, каких сейчас не пьют:
– На, а то ночью не уснешь.
– Это что, героин?
– Морфий. Подкрепиться тебе надо.
Напротив сел атаман и начал расспрашивать гостя: а что у раненого с памятью, когда она вернется и целиком али как? Фельдшер отвечал уклончиво:
– Руки‑ноги двигаются, уже хорошо. А башка – дело темное, медицина не знает точно, как ее лечить. Пуля срикошетила. Повезло. Видать, револьвер был дрянной. Так что у вашего парня не только ранение, но еще и сильная контузия.
– Ну, это еще куда ни шло, – обрадовался было Хряк. Но фельдшер его окоротил:
– Есть контузии хуже любых ранений. Опять же, голова… Судить рано, однако все может быть, включая, например, даже умопомешательство.
– Да ну!
– Вот тебе и «да ну!».
Ратманов слушал и думал: «Мне бы сейчас и вправду не свихнуться! Знали бы они мои мысли…»
[1] «Иван» – уголовный авторитет, дореволюционный аналог воров в законе.
[2] МСП – Московская сыскная полиция.
