Ревелль
На сцене тянулась к небу людская пирамида. Женщины в сверкающих драгоценностями бикини синхронно кружились, гипнотизируя меня. Приклеившись ногами к липкой земле, я впитывал эти секунды, минуты, часы. Никогда я еще не был настолько полон жизни.
– Потанцуй со мной! – Одна из девушек подхватила меня и закружила по залу.
Не успел я и глазом моргнуть, как Триста прижала меня к стене, стала что‑то кричать о том, что надо занять места, о Роджере, но пчелы взлетели к аристократическим ложам и закружились около человека с часами‑бриллиантом. Добрые маленькие пчелки.
Еще мгновение – и Роджер встряхнул меня за плечо:
– Ты вообще как?
В моих жилах еще струился этот упоительный мед, но я все же сумел указать на часы.
Бархатный ковер, лестница, смотритель на верхней ступеньке. Роджер переглянулся с ним. Радость узнавания. Объятия. Мы нырнули за портьеру и вошли в богато украшенную ложу, нависавшую над сценой. Пчелки успокоились, их жужжание притихло. Я пришел туда, куда они меня звали.
Человек с часами окинул взглядом мою запачканную одежду. Бледный, с черными как смоль волосами и внимательными карими глазами. Он был примерно нашего возраста, но всем своим видом – безупречной осанкой, сияющей улыбкой – источал непоколебимую уверенность в себе. Роскошный костюм – двубортный, с тончайшими серебристыми полосками – сидел без единой морщинки.
Я моргнул, и его лицо внезапно изменило очертания. С чудовищных клыков капала кровь. Я с криком отпрянул.
Он сдвинул брови:
– Что с вами?
Я прижал руки к колотящемуся сердцу, но не смог произнести ни слова.
– Привет, Дьюи! – Триста небрежно помахала, но губы невольно растянулись в улыбке.
Значит, это и есть Дьюи – другой брат Тристы.
– Триста! – он разинул рот. – Вернулась?
– На выходные.
Пару мгновений они молча смотрели друг на друга, потом он шагнул к ней и заключил в крепкие объятия. Она зажмурилась, на лице отразился целый вихрь плохо скрываемых чувств. Несмотря на все разговоры о «чертовых Хроносах» и «я уж лучше сама по себе», Триста явно по нему соскучилась.
Дьюи отстранился и обвел ее пытливым взглядом:
– Ты ничуть не постарела.
– Ты тоже. – Она ущипнула его за щеку. – Я ожидала увидеть старика. Слышала, ты занялся бутлегерством, и решила, что без твоей магии тут не обошлось.
– Путешествую понемногу туда‑сюда, но только когда этого хочу я сам, а не отец.
Триста пристально посмотрела на него:
– Ты тоже ушел из дома?
– Без тебя там и посмеяться стало не над кем, – поддразнил он ее, однако в улыбке сквозила грусть.
Хроносы объединили свои способности во благо семьи – они по очереди путешествовали в прошлое, упрочняя семейное благосостояние и следя за тем, чтобы другие магические кланы не приобрели слишком большого влияния. Когда Триста отказалась в этом помогать, ее изгнали из дома.
– И отец разрешил тебе остаться на Шармане?
– А куда он денется? – Дьюи приосанился. – Моя выпивка плещется во всех бокалах этого острова.
– Вот, значит, кто тут главный поставщик. – Роджер протянул руку. – Роджер Ревелль.
Брат Тристы ответил крепким рукопожатием:
– Дьюи Хронос. Я и не знал, что ты вернулся.
– А я не знал, что мы знакомы.
– Я навел справки о вашем шоу. Твоя слава бежит впереди тебя.
Улыбка Роджера дрогнула. Ему ужасно хотелось вернуться на сцену. Всякий раз, слишком много выпив, он пытался вызвать нас на спор о том, что ему удастся спрыгнуть с какой‑нибудь неимоверно высокой ветки. Он гордился своим акробатическим мастерством, но после событий, оставивших на его лице глубокие шрамы, о выступлениях не могло быть и речи.
Роджер поманил меня:
– А это наш дорогой друг Джеймисон Порт. Кажется, после Эффиженова «Пчелиного жала» он потерял дар речи.
– Вы сумели найти магическую выпивку? Я впечатлен. По нынешним временам она стоит очень недешево. – Дьюи стиснул мне руку, словно пытался по моему болевому порогу оценить, насколько я гожусь Тристе в друзья. – Когда в следующий раз захотите чего‑нибудь покрепче, отыщите меня.
– Благодарю вас, – выдавил я, отнимая руку. Слова наконец обрели способность соединяться друг с другом.
Дьюи с улыбкой поднял бокал:
– Полюбуйтесь на нас: Ревелли и Хроносы ведут тихую и мирную беседу. Наши предки, должно быть, ворочаются в гробах.
Роджер уселся на перила, как всегда бросив вызов гравитации.
– Один из твоих ящиков чуть не отправил Джеймисона на тот свет. Упал с твоего корабля и раздавил бы насмерть, если бы не Триста. Она пустила в ход свою магию. Буквально.
Он указал на часы в форме бриллианта, украшавшие пиджак Дьюи. У того вытянулось лицо.
– Прошу прощения, Джеймисон.
– Ничего страшного, – заверил я. – На мне ни царапинки, спасибо вашей сестре.
– Но пиджак безнадежно испорчен. – Он скинул свой, оставшись в темном жилете и жемчужно‑белой рубашке. – Вот. Возьмите мой.
Я отступил на шаг:
– В этом нет необходимости.
– Возьмите. Я настаиваю. Это самое малое, что я могу сделать.
Не успел я еще раз отказаться, как вспыхнул свет и зал внизу взорвался аплодисментами. Дьюи накинул пиджак мне на руки:
– Заберу завтра.
– Право же, я не хочу…
Не слушая меня, он шагнул к портьерам.
– Сейчас будет выступать Лакс Ревелль. Я хочу посмотреть из партера, глазами обычных зрителей. Триста, встретимся после спектакля?
Сестра помахала ему, и Дьюи ушел.
– Лакс – это та самая девушка с афиши? – спросил я у Роджера, доставая из нагрудного кармана погубленного пиджака мамину брошку.