Сделка
Обычно у меня нет никаких проблем с тем, чтобы поддерживать средний балл на нужном уровне. Несмотря на то, что думают окружающие, я совсем не тупой качок. Хотя пусть думают, я не против. В частности, девчонки. Кажется, они сдвинуты на мечте трахнуть мускулистого дикаря, который только на одно и годен. А что до меня, то я не ищу ничего серьезного, меня вполне устраивают случайные перепихи с телками, которых интересует только мой член. Зато остается больше времени для хоккея.
Но никакого хоккея не будет, если я не получу нужный балл. Знаете, что в Брайаре хуже всего? Наш декан требует совершенства и в учебе, и в спорте. В других колледжах к спортсменам более снисходительны, а в Брайаре проводится политика нулевой терпимости.
Чертова Толберт. Еще в самом начале занятий я подходил к ней и просил дополнительные баллы, и она своим гнусавым голоском велела мне посещать консультации и встречи исследовательской группы. Что я и делаю. В общем, мне остается только найти какого‑нибудь вундеркинда, чтобы он надел маску с моим лицом и вместо меня отправился на пересдачу… иначе мне конец.
Мое раздражение выражается в довольно громком стоне, и краем глаза я вижу, как кто‑то удивленно вздрагивает.
Я тоже вздрагиваю, потому что думал, что барахтаюсь в своей беде в одиночестве. Девчонка, которая обычно сидит на последнем ряду, идет по проходу к столу Толберт.
Мэнди?
Марти?
Я не могу вспомнить, как ее зовут. Наверное, потому что я так и не удосужился узнать. А она клевая. Гораздо симпатичнее, чем я думал. Милое личико, темные волосы, соблазнительная фигурка – черт, как же получилось, что я раньше ее не замечал?
Зато сейчас заметил. Узкие джинсы обтягивают круглую аппетитную попку, которая так и кричит: «Ущипни меня!» Пуловер с угловым вырезом подчеркивает впечатляющий бюст. У меня нет времени восхищаться всеми этими прелестями, так как девчонка замечает мой взгляд и хмурится.
– У тебя все в порядке? – спрашивает она, глядя на меня в упор.
Я бурчу себе под нос. Я не в том настроении, чтобы вести беседы.
У нее изгибается одна бровь.
– Прости, это был английский?
Я комкаю свою работу и с грохотом отодвигаюсь на стуле.
– Я сказал, что все нормально.
– Что ж, хорошо. – Она пожимает плечами и идет дальше.
Девчонка подходит к доске, на которой вывешено наше расписание, а я надеваю куртку с логотипом университетской хоккейной команды, пихаю бумаги в рюкзак и застегиваю на нем молнию.
Темноволосая девица поворачивается, чтобы уйти. Мона? Молли? Похоже, имя точно начинается на М, но вот остальная его часть для меня тайна. У нее в руке ее работа, но я даже не пытаюсь разглядеть оценку, так как уверен, что она тоже завалила экзамен.
Я пропускаю ее вперед и иду следом. Можно было бы сказать, что во мне проснулся джентльмен, но это было бы ложью, просто хочу еще раз взглянуть на ее попку, потому что она у нее чертовски аппетитная. Шагая вслед за ней, я вдруг понимаю, какая же девчонка маленькая! Я на одну ступеньку ниже ее, но все равно вижу ее макушку.
Когда мы подходим к двери, она спотыкается на абсолютно ровном месте, и ее книги с грохотом падают на пол.
– Черт. Какая же я неуклюжая.
Девчонка опускается на колени. Я тоже опускаюсь на колени, потому что, вопреки моему предыдущему заявлению, я могу вести себя по‑джентльменски, когда хочу, а сейчас джентльменский поступок – это помочь ей собрать книги.
– Ой, не надо, я сама справлюсь, – настаивает она.
Но моя рука уже схватила ее экзаменационную работу, а челюсть отвисла, когда я увидел оценку.
– Проклятье! Ты написала на отлично? – спрашиваю я.
Она смущенно улыбается.
– Ага. Я была уверена, что не сдам.
– Ну и дела. – У меня такое чувство, будто я налетел на Стивена, мать его, Хокинга и он помахал у меня перед носом тайнами Вселенной. – Можно почитать?[1]
Ее бровь опять изгибается.
– Тебе не кажется, что это уже нахальство? Ведь мы даже не знакомы.
Я закатываю глаза.
– Я же не прошу тебя раздеться, детка, я просто хочу взглянуть на твою экзаменационную работу.
– Детка? Прощай, нахальство, здравствуй, бесцеремонность.
– Ты бы предпочла мисс? А может, мэм? Я бы обратился к тебе по имени, только не знаю, как тебя зовут.
– Естественно, не знаешь. – Она вздыхает. – Меня зовут Ханной. – Она делает многозначительную паузу. – Гаррет.
Ясно, я был о‑о‑очень далеко от «М».
От моего внимания не укрывается, с каким подтекстом она произносит мое имя, как бы говоря: «Ха! А вот я твое, придурок, знаю!»
Девчонка собирает оставшиеся учебники и встает, но я не могу отдать ее работу, вместо этого я тоже поднимаюсь и начинаю листать страницы. Мое настроение опускается ниже плинтуса, потому что если Толберт жаждет получить вот такой анализ, то мне конец. Ведь я же не просто так оказался на историческом: я имею дело с фактами. С черным и белым. Вот это случилось тогда‑то и тогда‑то вот с этим человеком, и вот вам результат.
В работе Ханны полно теоретического дерьма, она расписывает, как философы отреагировали бы на различные нравственные дилеммы.
– Спасибо. – Я отдаю ей бумаги, затем цепляюсь большими пальцами за ремень своих джинсов. – Эй, послушай. Ты… могла бы… – Я пожимаю плечами. – Знаешь…
Ее губы дергаются, как будто девчонка сдерживает улыбку.
– Между прочим, я не знаю.
Я вздыхаю.
– Ты подтянешь меня?
В ее зеленых глазах – очень темного оттенка зеленого, я в жизни такого не видел, да еще и в обрамлении густых темных ресниц, – удивление сменяется скепсисом.
– Я заплачу, – поспешно добавляю я.
– О. Хм. Ну да, конечно, заплатишь, как же иначе. Но… – Она качает головой. – Извини. Не смогу.
Я стараюсь не показать своего разочарования.
[1] Английский физик‑теоретик, изучал теорию возникновения мира в результате Большого взрыва.
