Семь дней до Мегиддо

Дарина отстранилась и удивленно посмотрела на меня. Глаза ее мерцали глубоким сиреневым светом.

– Это не шутки, Максим. Это так просто не отозвать. Ты теперь почти в Гнезде. Пока не выполнишь миссию. Извини, пожалуйста. Я перепугалась…

Я стоял, хлопая глазами и пытаясь осмыслить, во что ввязался.

 

К полуночи на улице стало совсем безлюдно. Лишь от «Пушкина» доносились веселые голоса и с хлопаньем взлетали в воздух фейерверки. С ревом промчались два мотоцикла, на втором, за пилотом, сидела хохочущая девушка в длинном вечернем платье. Выглядело это безумно, но весело. Золотая молодежь отдыхала.

Я подумал, что, если бы не Перемена, и отец остался бы в своем министерстве, то и я бы здесь чилил, а не бродил вечерами по Москве в поисках кристаллов. Но что жалеть о несбывшемся? Я хороший серчер, а теперь еще, даже подумать смешно, призван Гнездом!

Дарина велела мне прийти днем, часа в три. Я подозревал, что всю ночь она будет собирать по Гнезду тела погибших подруг и друзей. Тяжелая работа, даже физически, но напрашиваться в помощники я не стал. Да и она не просила. Наверное, в Гнезде было много того, что мне видеть не полагалось.

Полицейский пост стоял на углу с Тверским. Два человека в броне, с короткими автоматами на груди. Меня проводили внимательными взглядами, но останавливать не стали. Значит, полковник, хоть и убрал свою маленькую армию от Гнезда, но наблюдение оставил.

– Доброй ночи, – сказал я, проходя мимо полицейских.

Мне, конечно, не ответили. Люди на службе.

Шел я не торопясь, если захотят догнать – все равно догонят. Вся моя защита была в словах Дарины: что я призван и что мне доверяет мать. И только у здания ТАСС навстречу мне вышел мужчина со шрамом на щеке. Без брони, в обычном костюме, полковник Лихачев выглядел совсем не впечатляюще. Не такой уж и высокий, грузный, хотя и чувствовалось: грузность от мышц, а не от жира.

– Добрый вечер, Максим, – сказал он. – Можем мы поговорить?

Спорить смысла не было. А то еще предложит разговор в другом месте.

– Только недолго, – попросил я. – Спать хочу.

Лихачев взял меня под руку, у него это вышло как‑то естественно, словно он был добрым дядюшкой, взявшимся наставлять житейским мудростям непутевого племянника. Повел через дорогу. Там, посреди бульвара, у памятника Тимирязеву, стояли скамейки.

– Все спать хотят, – вздохнул он. – Я тоже уже лег, когда выдернули… Мы недолго посидим, поговорим.

– Угу, – смирился я.

– Ты хороший парень, из хорошей семьи, – продолжал Лихачев. – Папа твой – уважаемый человек… ну, воровал, конечно, тогда время такое было, но без наглости, иначе бы просто коллеги не поняли. Знаешь, он ведь до сих пор в министерском резерве числится! Замминистра, конечно, уже не станет, возраст. А вот отдел могут и дать.

– Это вы сильно зашли, – похвалил я, садясь на скамейку. – С козырей!

– Кто же на первом ходу кладет сильные карты? – удивился Лихачев. Сел рядом, потер переносицу. – Ты мне расскажешь, что на самом деле случилось в Гнезде?

– Жни… то есть хранитель все сказала.

– Ясно, ясно… Давно ты с ней контакт поддерживаешь?

– Она сестренка моего друга, – уклонился я от ответа, сказав то, что он и так наверняка уже знал.

– Очень человечная, правда?

– Ну… они же все изначально люди, – опять туманно высказался я.

Лихачев вздохнул.

– Давай откровенно, Максим? Я люблю по‑хорошему. Ты – нормальный парень, даже удивительно. Закон почти не нарушаешь… ну, налоги чуть‑чуть… ствол хранишь… это мелочь. Но мне нравится, что ты помогаешь родителям, волонтером работаешь, дрянью всякой не балуешься. Неужели хочешь до старости лет по улицам в зеркалках ходить? Учиться не думал?

– Кому сейчас нужны дипломаты?

– Во‑первых, всё равно нужны, – сказал Лихачев наставительно. – Во‑вторых, ну собирался ты, будучи дитем малым, поступать в МГИМО, ну и что? Есть другие профессии.

– Например, полицейский, – глядя на плывущую в лунном кольце Диану, сказал я.

– И это тоже, – кивнул Лихачев. – Ты меня не подначивай, я тебя не агитирую к нам идти. Но если надумаешь поступать… да хоть бы и на свои международные отношения… поможем. Да! – Он так оживился, будто эта мысль только что пришла ему в голову. – А как насчет особого факультета?

– Межзвездной дипломатии? – усмехнулся я.

– Официально он называется «общечеловеческой», – поправил Лихачев. – Как думаешь?

– Туда хрен поступишь. Даже ваших возможностей не хватит, у действующих министров тоже дети есть.

– Но не все они заслужили доверие Гнезда, – усмехнулся Лихачев. – Это, друг мой, огромное преимущество!

Я с удивлением подумал, что он прав.

И это значит… значит…

Я могу оказаться среди тех немногих, кто сможет покинуть Землю? Побывать в мирах Инсеков, Продавцов, прочих? Узнать, как и что там, в небе, на самом деле?

– А вот это козырь, – признал я.

Лихачев тихонько рассмеялся:

– Ты молодой, здоровый, без вредных привычек, способный к языкам, благонадежный… Ты ведь благонадежный, Максим?

– Да, – сказал я.

Неужели это всегда так просто происходит? Не успел опомниться, а тебя уже завербовали!

Или еще нет?

– Я действительно мало что знаю, – сказал я.

– В Гнезде много погибших? – спросил Лихачев небрежно.

– Четверо, – сказал я. – Своими глазами видел.

Если Лихачев и понял, что ответ двусмысленный, то давить не стал.

– И что считает хранитель?

– Мне не докладывала, – мрачно ответил я. – Но беспокоится, не стояло ли за нападением другое Гнездо.

Лихачев наклонился вперед, ссутулился, с минуту помолчал, размышляя.

– Эх… будь всё как раньше. Камеры на каждом метре, каждый шаг в центре отслежен… еще и мобильники у всех, каждый сам себя светит… Другое Гнездо, говоришь? Тоже об этом подумал. А первая мысль – обычно неправильная. Что собираешься делать?

Я помолчал. И, собравшись с духом, сказал: