Семь дней до Мегиддо
Когда‑то давно был анекдот: «Как сделать, чтобы всё в мире стало хорошо? Есть два сценария: реалистический и фантастический. Так вот, реалистический – если к нам прилетят инопланетяне…»
Так и получилось, хотя насчет «хорошо» можно поспорить.
Я тогда проснулся не сразу; если верить родителям, минут через пять после того, как по всей Москве стали выть сирены. Даже не испугался, только разозлился. Вышел из своей комнаты и обнаружил родителей на кухне. Родители пили дорогущий старый вискарь из роскошной бутылки, подаренной отцу на юбилей, которую он припрятал в баре со словами: «На свадьбе Максима открою».
Меня это почему‑то обидело.
Телевизор над столом был включен, звук приглушен, но мигала надпись, призывающая всех жителей Москвы немедленно отправляться в ближайшее убежище. Ну и вдобавок: «Это не учебная тревога».
– Война, что ли? – спросил я недоуменно.
Отец кивнул. И налил виски в третий стакан.
– Ты чего? – сказал я. – Пап, мам, надо в убежище!
Станция метро «Арбатская» недалеко, до нее минут десять, если не спешить. В нее не всех впустят, это точка эвакуации персонала Минобороны. Но у отца есть пропуск, я знал.
– Бесполезно, – ответил отец очень спокойно. – Это центр Москвы, сын. Тут никакие убежища не спасут.
– А я говорила вчера: поехали за город! – сказала мама очень тонким пронзительным голосом. Хотя сколько себя помню, она никогда не любила загородную жизнь. И вчера тоже говорила, что ей надоела выставка тщеславия и она хочет провести выходные в Москве: сходить в Большой и поужинать в нормальном ресторане.
– Рублевку тоже накроет, – ответил отец убежденно. И снова спросил меня: – Будешь?
Я помотал головой.
Отец выпил залпом из стакана, который предлагал мне, и поморщился:
– И виски дрянной… вода водой!
Я сел под телевизором, чтобы не видеть мигающую надпись, и стал смотреть в окно. Как‑то это было всё глупо! Я же в этом году школу заканчиваю! Какая еще война? Мир и так чуть живой после всех пандемий. Кто начал‑то?
…На самом деле никто до сих пор не знает, кто начал. Ну, кто‑то, наверное, знает, но это стало так не важно, что вопрос замяли. Американцы считают, что первыми запустили ракеты мы. Мы – что американцы. Еще все немного подозревают китайцев, хотя у них дела шли лучше всех, им‑то зачем начинать мировую войну? Но мы с американцами отстрелялись первыми, тут же бахнули британцы и зачем‑то Пакистан с Индией. Китайцы начали стрелять предпоследними, и то потому, что часть ракет полетела к ним. Напоследок, хотя они до сих пор это отрицают, запустили десяток ракет израильтяне.
Отсиделись только французы, и сейчас очень этим гордятся.
Вот только ни одна ракета не взорвалась.
Через час, когда начало светать, а по телевизору перепуганный диктор бормотал что‑то о сбое в системе гражданской обороны и призывал к спокойствию, отец стоял у окна, глядел в небо и матерился как сапожник. Досталось и МЧС, и гражданской обороне, и нашему президенту, и не нашему, и военным всех стран и континентов… но больше всего друзьям, которые подарили крутой вискарь, а тот как вода – совсем не забирает.
Мама спала, положив голову на стол. Где‑то в промежутке, когда мы поняли, что конец света откладывается, она даже нарезала сыра и колбасы, но никто к ним не притронулся.
Я понюхал опустевший отцовский бокал, потом проглотил последние капли. Виски был вонючим и ужасно крепким.
– Пойду я спать, – сказал я. И действительно пошел. Интернет не работал, по телевизору продолжал бормотать диктор, и обещали скорое выступление президента.
Президент выступил в полдень и тоже говорил про глобальный сбой спутниковых систем, вызванный вспышками на Солнце. И что он уже поговорил со всеми мировыми лидерами, и все обеспокоены, и это повод начать ядерное разоружение, к которому всегда призывала Россия…
А пришельцы вышли на связь только через сутки.
Домой я добрался без приключений. На улице горели редкие фонари (центр все‑таки), да и лунное кольцо светило ярко. Сейчас самый крупный осколок, Селена, был не над Москвой, но и мелочь сияла, почти как старая Луна в полнолуние.
На углу Никитской пришлось остановиться – по улице пронеслись с включенными мигалками две пожарные машины и две полицейские. Хорошо хоть, без сирен, мама бы услышала и разволновалась.
Уже у самого дома я увидел идущего от метро Виталия Антоновича. Он тоже меня заметил, остановился, махнул рукой.
Виталий Антонович куда старше большинства серчеров, ему уже под сорок. Собирать кристаллы он начал одним из первых в Москве; если не врет, так еще до появления Комков. У него и впрямь талант: он и без зеркалок, в обычных очках, которые носил от близорукости с детства, ухитрялся замечать даже мелкие кристаллики. Как он сам говорил, «помогает астигматизм».
Насчет астигматизма не знаю, это болезнь распространенная, но у других такого умения не припомню.
Мы поздоровались за руку. Виталий Антонович, несмотря на душный вечер, был в светлом костюме, подчеркивая всем своим видом отличие от молодых серчеров. И обращались к нему все по имени‑отчеству, и в нашей неформальной табели о рангах он числился старшим – так его и называли.
– Зайдешь, Макс? – Старший кивнул в сторону кафе, где собирались серчеры нашего района.
– Не сегодня, Виталий Антонович. Я домой.
– Заглядывай, – сказал он. – Конец света – не повод для одиночества.
Сам он был человеком несемейным и вечера проводил в тусовке. Может, потому и стал лидером – все и всегда знали, где его найти.
– Конец света – не повод менять привычки, – ухмыльнулся я. – Я плохо предназначен для компаний.
И двинулся дальше.
В старых фантастических книжках «про апокалипсис» – представляете, такие писали и их даже любили читать! – обычно происходила какая‑нибудь хренотень, ну, вроде войны, эпидемии, нашествия инопланетян, появления мутантов, изменения климата. То есть именно то, что сейчас у нас, только никто не догадался, что всё это может случиться одновременно. И первым делом, как считали авторы, рухнет центральная власть. Люди станут бегать с автоматами по пустыням и воевать за банку тушенки, а управлять ими никто не будет. Кто сильный, тот и прав.
Три раза ха‑ха. Власть исчезнет только тогда, когда на Земле останется один‑единственный человек. И то потому, что собой управлять‑то никто не умеет, все предпочитают править другими.
Вот и на Земле власти никуда не делись. Конечно, есть Инсеки, которые сами по себе, и чихать им на мировые правительства. Но даже Инсеки с властями сотрудничают и публично не заявляют, что они самые главные. Зачем? Во‑первых, это и так все понимают. Во‑вторых, всем удобнее, когда между обычными людьми и пришельцами есть прослойка.
