Шидонай-Сирота. Часть 1. Добро пожаловать на Бару!
– Это вполне нормальная реакция, – заверяет его психолог. Широкая улыбка расцветает под пустыми глазницами. – Никто на самом деле не умер, вам не о чем беспокоиться.
– Да, я знаю.
– Пока обойдемся даже без вспомогательной терапии. Мне кажется, вы справляетесь.
– Спасибо. Я стараюсь справляться.
Это были глупые слова и глупое решение. Нельзя справиться с тем, что тебе совершенно неподвластно. Но Маурин уже не верил, что психолог способен на большее. Да и дела ему не было… Он продолжил существовать. Безразличие уже не мелькало отдельными приступами, оно надежно закрепилось в разуме и душе.
Благодаря этому Маурину несложно было принять смену одной реальности на другую. Теперь светлые картины становились вспышками, а мир разгромленной, окровавленной станции оставался рядом все чаще. Люди, имена которых Маурин почему‑то забыл, просто исчезали. Они уже и мертвецами‑то не были, только последними посланиями, которые он обнаруживал рядом с собой. Лужами крови. Изодранной одеждой. Лоскутами кожи на полу и стенах.
Ну а потом миры наконец прекратили свою странную игру, и остался только один. Тот, который давно уже побеждал. Темный, мигающий и искрящийся разбитыми лампами центрального освещения. Пахнущий кровью и тлением. Гулко пустой, лишенный десятков, сотен голосов, которые звучали здесь раньше.
Даже это не имело для Маурина такого уж большого значения. Он смутно догадывался, что раньше, еще до прибытия на станцию, он отреагировал бы на случившееся иначе. Но ему не было интересно, как именно… Ему вообще уже ничто не было интересно.
Он шел по пустым темным коридорам. Мысли становились короткими, как будто вязли в чем‑то. Скреплять их между собой в вопросы, рассуждения и выводы становилось все сложнее. Хотелось вообще сдаться, сделать так, чтобы внутри него воцарилась такая же пустота, как снаружи.
Но пока у него не получалось. В онемевшем разуме все еще мелькали обрывки размышлений. Пожалуй, в прошлом они вызвали бы у него шок, показались бы кошмаром. Теперь от былых эмоций сохранилась лишь жалкая тень, но именно она не давала мыслям окончательно оборваться.
Маурин думал о том, что все вокруг него почему‑то умерли.
И о том, что смерть не абсолютна, раз сам он все еще жив.
И о том, что на космической станции давным‑давно не осталось воздуха.
* * *
Мир испытывал ее на прочность, и, чтобы выжить, Альде требовалось терпение. Даже больше, чем раньше – упрямое терпение того, кто знает, что жизнь будет бить его чертовски сильно, но ломаться и просить о пощаде нельзя. Потому что от того, выстоит она или нет, зависело не только ее будущее.
На то, чтобы прийти в себя после случившегося на Марсе, ей дали не так уж много времени. Альда подозревала, что даже за эти дни она должна была благодарить Валентина Вернона, если бы не его покровительство, никто не подарил бы ей паузу. Но какая разница? Пауза была, Альда сумела взять себя в руки, а Вернон за свою доброту потом наверняка потребует какую‑нибудь очень непростую услугу.
По‑настоящему важно для Альды было лишь то, что у нее хватало сил справляться с новой реальностью. Телепатка прекрасно понимала: в ближайшие недели за ней будут следить очень внимательно. Проверять. Специальный корпус слишком сильно пострадал из‑за легионера, распрощавшегося с рассудком. Теперь любого обладателя специальных способностей, у которого есть причины сорваться, будут рассматривать как потенциальное оружие, причем чужое.
Вот Альду и рассматривали. Ее таскали на допросы снова и снова, повторяющиеся и безумно раздражающие. Сначала их целью было получить от телепатки информацию, потом – посмотреть, как она будет вести себя, если ее разозлить. Однако Альда терпела и даже на самые дурацкие, бестактные и болезненные вопросы отвечала с холодной вежливостью.
Кого‑то другого проверили бы еще и с помощью телепатии, а с ней не получилось. Альда была достаточно сильна, чтобы защитить себя от любого воздействия… ну, или почти любого. Из телепатов, работающих на космический флот, только Вернон был достаточно силен, чтобы влезть ей в голову без особых усилий. Но он заявил начальству, что не может поступить так с родной дочерью. Это, естественно, было ложью. Альда не сомневалась: он еще в первые сутки после возвращения с Марса изучил ее сознание вдоль и поперек, заглянул в каждый угол, выпотрошил каждую тайну. Это Альду не волновало, она была даже благодарна Вернону за то, что он не попытался искусственно заглушить ее боль. На этой боли пока все и держалось…
К счастью, в руководстве космического флота тоже не питали иллюзий насчет Вернона и его отцовских чувств. Начальство рассудило: раз телепат номер 1 не беспокоится, то и им не стоит. Альду наконец оставили в покое, позволив вернуться к обычной службе.
Вот только ничего нормального в ее жизни теперь не было. Причиной стало не только то, что Альда чувствовала себя мертвой внутри, все сводилось не к ней одной. «Северная корона» как будто поддавалась необъяснимому, невидимому разрушению.
Капитан Лукия выполняла свои обязанности безукоризненно, как всегда. Она предоставила все необходимые отчеты и оказывала содействие в любых делах. Но если поручений не было, она тут же оказывалась или в больнице, или в штаб‑квартире хилеров. Она все надеялась добиться приоритетной помощи для Рале… А помощи просто не было. Не потому, что флот недостаточно его ценил, просто даже в эпоху высоких технологий последнее слово порой все равно оставалось за природой. Хилеры умели исцелять многое, некоторые – даже сражаться с самой смертью. Однако и для них были свои пределы: одни органы поддавались лечению намного лучше, чем другие, и человеческий мозг, с его непостижимой сложностью, оставался самым грандиозным вызовом для медиков. О таком пока не говорили открыто, но многие догадывались: финал жизни Рале Майрона будет близким и быстрым.
Стерлинг уже наверняка знал об этом. Он спасался от страшной новости, загружая себя дополнительной работой. Он вызывался добровольцем на любые миссии и брал любые задания. Пока все сводилось в основном к канцелярской работе, но Стерлинга это устраивало.
Киган, возможно, был единственным членом экипажа, который не понял до конца, что грядет. Ему казалось: все, кто выбрался с Марса, автоматически получили право на долгую и счастливую жизнь, скорбеть нужно о погибших. Поэтому он изводил себя тренировками, а в недолгое время отдыха собирал дополнительную информацию о Римильде, зачем‑то пытаясь наверстать то, что уже не вернется.
Возможно, если бы команду послали на миссию, если бы погрузили в работу, стало бы легче. Однако ни о каких миссиях пока и речи идти не могло: экипаж «Северной короны» не был укомплектован даже минимально, да и благонадежность оставшихся солдат вызывала сомнения.
Альда хотела бы помочь каждому из них – но не могла, да они и не ждали помощи. Со стороны наверняка казалось, что она пока не преодолела травму, когда ей ничего не поручали и не занимали допросами, она сидела и смотрела в никуда. Ее по умолчанию сочли скорбящей девицей, слишком молодой, чтобы проявить военную дисциплину и взять себя в руки. Ей позволили эту слабость, а Альда никому не собиралась объяснять, что она на самом деле медитирует.
