Шидонай-Сирота. Часть 1. Добро пожаловать на Бару!

– Но единственная альтернатива для него – смерть, – напомнила капитан. – С учетом этого, почему бы не попытаться?

– Вы мыслите как человек.

– Как капитан.

– Не важно. Нужно мыслить как хилер. При исцелении головного мозга мы слишком сильно настраиваемся на пациента, слишком сильно срастаемся с ним. Если он все‑таки умрет в такой момент, мы не просто почувствуем эту смерть, мы проживем ее. Подобное никогда не забывается и никогда не отпускает. Мы ввязываемся в это, если шансы спасти кого‑то хотя бы до двадцати процентов доходят. У него они меньше десяти. Мне очень жаль.

Из всего сказанного, лишь последняя фраза была ложью, Лукия за таким внимательно следила. Хилеру не было жаль, он не знал Рале и не собирался тратить душевные силы на незнакомца. А вот все остальное оказалось правдой: сама попытка исцелить головной мозг несла в себе слишком большой риск.

Лишь теперь Лукия в полной мере понимала, через что проходила Римильда Фревилл во время миссий на «Северной короне». Сама хилер не рассказывала, насколько ей тяжело, однако порой это было видно. Она никогда не жалела себя… и в последний раз не пожалела.

Но сокрушаться об этом бессмысленно, спасти Римильду уже не удастся, а Рале все еще жив. Лукия продолжила бороться за его жизнь: консультировалась с хирургами мира людей, разговаривала со специалистами по кибернетическим протезам.

Все оказалось бесполезно. Врачи и хилеры сошлись в одном: современная медицина могла спасти тело Рале, но не его разум.

Нельзя сказать, что в этот момент к Лукии сразу пришло смирение. Ей как капитану вообще не полагалось ничего чувствовать, только думать и анализировать. С точки зрения разума, все было просто: Рале перестал быть ценным ресурсом, его надлежало утилизировать и найти новый.

А она так не могла. Она искала спасение, она пыталась… и все равно ничего не добилась. Нет, она могла бы похитить его, вывезти туда, где жизнеобеспечение продолжило бы работу. Такие мысли были чудовищны для капитана и грозили трибуналом, но Лукия позволила их себе – только чтобы от них отказаться.

Попытка спасти Рале таким образом стала бы слишком эгоистичным поступком, как бы странно это ни звучало. Позволение ему долгие годы загнивать в собственном теле лишь избавило бы Лукию и остальных от немедленной боли утраты. Его умирание стало бы привычным, а потому неважным. Рале вроде как остался бы жив, и это означало бы, что плакать о нем не обязательно. Но при этом он исчезал из непосредственного окружения, он не сражался рядом, не давал советов, не улыбался… он не был. И в день, когда его несчастное тело все‑таки не смогло бы существовать даже с помощью машин, все приняли бы это как данность, выслушали новость между делом, изобразили грусть для приличия и двинулись дальше.

Лукия не могла так с ним поступить в жалкой попытке ослабить собственную боль. Его смерть должна была стать потрясением и трагедией – такой же значительной, какой была его жизнь. Рале заслуживал истинных слез и истинной скорби. Поэтому капитан пересилила себя и ничего не сделала, когда комиссия решила его умертвить. Поэтому и остальным не сказала – чтобы Киган не устроил тут драку, чтобы Альда, еще не пережившая толком собственное горе, не попыталась оттянуть неизбежное.

Но себя Лукия щадить не собиралась. Она готова была остаться с ним до конца, даже подставляясь, выдавая неприемлемые для капитана эмоции. Если руководство что‑то заподозрит и отстранит ее от работы, это не такая уж большая проблема. Все равно «Северная корона» больше не станет прежней.

Лукия думала об этом, сидя на неудобном металлическом стуле возле медицинской кровати. Она опустила руку поверх руки Рале, зная, что он этого не почувствует. Она просто ждала того, что должно было случиться – как ждала бы собственной казни.

Однако вместо положенной по закону комиссии из десяти человек, призванных засвидетельствовать смерть, в палату вошли лишь двое. И они к персоналу больницы точно не относились.

– Что вы здесь делаете? – равнодушно спросила Лукия, глядя в глаза Валентину Вернону.

До настоящего равнодушия ей было далеко, она просто привыкла его изображать. Хотя Лукия и сама понимала, что старается зря: Первый телепат видел ее насквозь.

– Я? – показательно удивился Вернон. – Сопровождаю. У меня тут никаких дел, если что.

Как только он сказал это, вперед выступила Тимандра Кресс, привычно изображавшая его секретаря. Лукия поняла, что это значит, в тот же миг. Она просто не смогла сразу поверить – после стольких разочарований. Но от знаний ведь не убежишь…

Она теперь и сама не понимала, почему не подумала про Тимандру сразу. Пожалуй, потому, что Вернон старательно напоминал всем и каждому: его ассистентка к хилерам не относится, в штате не числится, нечего вообще смотреть в ее сторону!

Однако Римильда ведь давно говорила: Тимандра не получила один из высших номеров в иерархии хилеров лишь потому, что не захотела. Она предпочла работать на Вернона, а космическому флоту оставалось только смириться, с титанами не спорят.

Однако такой выбор карьеры не умалял природные способности Тимандры, ее мастерство – а главное, тот опыт, который она получила, много лет восстанавливая мозг самого могущественного телепата во Вселенной. Перед Лукией прямо сейчас стоял лучший хилер‑нейрохирург всех планет.

Возможно, Вернон еще попытался бы устроить тут спектакль, а Тимандра не стала. Она сделала то, на что в мире были способны единицы – из тех, кому хотелось остаться в живых. Она мягко оттолкнула в сторону телепата номер 1, призывая его помолчать, и обратилась к Лукии.

– Я не могу ничего обещать. Даже я не могу. Да, мне доводилось восстанавливать мозг, переживший куда более чудовищные травмы – не буду указывать на обладателя этого мозга пальцем, потому что это слишком очевидно. Но каждая травма уникальна, как уникально каждое тело.

– Я знаю, – кивнула Лукия. – Но я благодарна уже за попытку.

– Это не будет быстро.

– Я не собираюсь торопить, я не имею на это права. Но комиссия…

– С комиссией вопрос решен, – вмешался Вернон. – Они готовы к любому варианту, и они совсем не против получить обратно починенного телекинетика. А теперь я предлагаю выйти и не мешать Тимандре работать. В ближайшие дни или даже недели правом доступа в эту палату обладают только она и медсестры, проводящие гигиенические процедуры. Донесите это до своей команды, капитан.

– Непременно.

Вернон первым направился к выходу, всем своим видом показывая, что и Лукии задерживаться не стоит. Она и сама понимала, что в ее присутствии нет смысла. Хотелось бы, чтобы все решилось быстро и просто: могущественный хилер взмахнула рукой – и Рале тут же вскочил на ноги, живой и невредимый, сказка будет! Однако реальность оказалась куда сложнее: Тимандру ожидали долгие часы работы с тончайшими сосудами и крошечными клетками за само право надеяться, что телекинетик станет прежним…