Шишкин корень

– А у меня сестрёнка, маленькая совсем, Дашка, шесть лет. Смешная, Гоженькой меня зовёт. Заговорила она рано, в годик, и вслед за мамой «Серёженька» не выговаривала, так и привыкла.

При мыслях о Дашке мне стало совсем тревожно: представилось, как она сидит в саду одна‑одинёшенька. «Я её больше никогда не увижу», – мелькнула в голове странная мысль. Я отмахнулся от неё, как от назойливой мухи, и сосредоточился на разговоре с Гришкой.

– …Федька у меня брат что надо! Он в люди выбился. Отец, как выпьет, всегда им похваляется. Он у нас гартмановские элеваторы запускал. – Гришка от важности надулся, как голубь.

– Какие‑какие элеваторы? – От неожиданности я даже горбушкой поперхнулся.

– Эх ты, ничего не знаешь! Вагончики такие, которые на гору поднимают. – Он протянул мне флягу.

– Фуникулёры? Ого! Знаю про такие: Кремлёвский и Похвалинский, в «Википедии» читал. Принцип действия у них улётный, без электричества, основан на силе тяжести. В вагоны помещают ёмкости с водой. Когда на верхней станции баки наполняются, на нижней находятся вагончики с пустыми баками. Верхние вагоны под действием силы тяжести спускаются по рельсам, а нижние, наоборот, поднимаются.

– Точно. Я на них разок даже проехался, первым классом!

– Здорово! До нашего времени они не сохранились, но Кремлёвский фуникулёр планируют восстановить. А мне можно прокатиться?

– Скатаемся как‑нибудь! – небрежно бросил Гришка и громко, словно яблоком, хрустнул второй луковицей.

О, как я мог забыть! Я достал из кармана яблоко.

– Хочешь? Угощаю, – и потянулся за Гришкиным ножом.

– Стой! – Гришка встрепенулся. – Это то яблоко, которое ты нашёл, когда очнулся?

– Ага.

– Слушай, а может, это не простое яблоко, а волшебное? – Он немного сконфузился на последнем слове. – Я вот подумал: может, его тебе бабуся подбросила, чтобы ты мог в своё время воротиться?

– А это мысль! Стоит только откусить, и я вернусь в то же время на то же место… – Я представил себе подворотню, ведущую к Покровке, трёх преследующих меня широкоплечих «цепных псов» и резюмировал: – Нет, сейчас я его есть не буду.

– Правильно, – поддержал меня Гришка, – сначала надо понять, как оно работает, чтобы не перевести продукт зазря. Я ещё вот что думаю: есть яблоко нужно в том же самом месте и в то же самое время. Завтра попробуем…

Не успел Гришка договорить, как рядом с нами нарисовался парень лет четырнадцати в длинном холщовом фартуке и высоченных сапогах. Из‑под низко натянутого, развёрнутого козырьком назад картуза выбивался золотисто‑рыжий вихор. Парень поглядывал на меня хмурыми, цвета болотной ряски глазами. Одной рукой он придерживал подвешенный на широкий ремень деревянный лоток, другой – почёсывал покрытую абрикосовым пушком розовую шею. Руки у парня были хваткие и крепкие, но при этом совершенно чистые, с аккуратно остриженными ногтями.

Где‑то я его уже видел… Точно, это же мальчик‑булочник с Рождественской улицы, только уж очень суров по сравнению со своей бронзовой копией.

От лотка пахло сливочным ароматом домашней выпечки. Я сглотнул слюну и отвёл глаза от белоснежного куска ткани, прикрывающего пахучую сдобу.

– Здорóво, офеня! – Гришка лениво приподнялся и протянул парню руку.

– И вам не хворать, – забавно окая, ответил тот и сжал Гришкину ладонь.

– Серёга! – я встал и представился новому знакомому.

– Архипка! – звонко отозвался тот и совсем сбил меня с толку.

– Так ты Архип или Офеня? – решил уточнить я, чем рассмешил обоих собеседников.

– Чудной‑от у тебя приятель, Гришаня! – заметил Офеня‑Архипка и приподнял картуз. Вместе с картузом взлетели вверх рыжеватые брови, и глаза как‑то сразу просветлели.

– Чудной, – согласился Гришка, – внучатый племянник матери, из Томской губернии, погостить приехал.

– Неужто у вас все такие тёмные и юморов не понимают? – засмеялся Архипка.

Пока я придумывал, что бы такое ответить, снова вмешался Гришка и, подмигнув мне, бросил небрежно:

– Не‑е, этот учёный, только сурьёзный больно, любит, чтобы всё по культуре. Если уж калачник, значит – калачник, и никаких тебе офеней…

Наконец до меня дошло, что я прилично затупил и офеня – это не имя, а скорее, профессия. Что‑то типа коробейника, и не булочник вовсе… Вернусь в своё время, погуглю, кто такие…

– Значитца, приехавший? – Архипка протянул мне ладонь и улыбнулся. – То‑то ж я гляжу, пинжак смешной и лапти заковыристые.

Архипка смешно проякал слово «гляжу», и улыбка у него получилась славная, совсем как у Дашки. Так что я просиял в ответ и крепко сжал его мягкую на ощупь ладонь.

– Трапезничаете? – Архипка снова почесал шею.

– Ага, – кивнул Гришка и присел на траву, – давай к нам.

– Погодь‑ка… – Архипка перекинул через голову ремень и аккуратно поставил лоток под куст. Нырнул рукой под ткань, достал румяный, по форме напоминающий небольшую гирю хлебец, разломил его пополам и, разложив на промасленной бумаге, присел на корточки.

– Хм, московский, фунтовый! Пятак за штуку! Семёныч распёк не устроит? – заботливо поинтересовался Гришка. – За калач‑то?

– Ну ж! – возмутился Архипка. – То ж моё, законное. Ежели я за неделю нужную выручку не сделаю, он мне позавчерашними калачами плотит. Глаза б мои на них не глядели…

Гришка подал приятелю яйцо, а сам отломил четверть душистого калача и сунул в рот. Меня тоже не пришлось уговаривать, я смачно откусил кусок от согретого солнцем калача и мысленно замурчал от удовольствия… Глянцевая корочка хрустела. Слоистая, белая, на удивление пружинистая мякоть таяла во рту. Калач был совсем не похож на позавчерашний, по крайней мере, я никогда не ел такой вкусной несвежей выпечки!

Заметив, как я уплетаю лакомство, Архипка довольно хмыкнул:

– Слыхали? Нынче на ярманке саратовские своим калачом хвастали. У ихнего калача ни дужки, ни козырька. Каравай высотой с сажень и в тридцать пудов весом! Сказывают, будто усаживали на него честной народ, как на перину, а калачу всё нипочём. Он в кажный раз сызнова подымался.

– Да враки всё это! – усмехнулся Гришка. – Где ж этакую печь раздобыть, чтобы в неё калач в тридцать пудов уместился?

– То‑то и оно… – задумчиво поддакнул Архипка.

Дальше разговором рулил Гришка. Степенно расспрашивал Архипку про торговлю и хозяйские выволочки, иногда отпускал задорные шуточки, которые я не всегда понимал, но смеялся, так сказать, за компанию.

Из разговора я выяснил, что офеня – это мелочный торговец, разносчик. Курьер, типа… Я в Томске их не замечал как‑то, а вот в Нижнем таких немерено… жёлтых, зелёных, розовых, с огромными коробами за спиной…