Шишкин корень
И тут меня наконец осенило: ему нужны деньги! Как там у Пушкина: «Всяк суетится, лжёт за двух, и всюду меркантильный дух»[1]. Ну вот, от стресса даже на лирику потянуло. Откуда что берётся, сам себе удивляюсь. А, ну да, это ж я в справочнике про Нижний вычитал, когда к викторине готовился.
– А как же я заплачу, если у меня нет ни копейки? Я ж ещё не заработал, – деликатно уточнил я.
– Будешь отдавать с заработка четвертак за день работы. А если кто обижать станет, мне сказывай – я тому уши надеру.
– Четвертак – это двадцать пять рублей? – спросил я городового, а сам покосился на парня с ящиком, отчаянно жестикулировавшего за его широкой спиной.
– Рублей? – расхохотался служитель порядка. – Артист! Для начала и двадцати пяти копеек с тебя хватит. Я, чай, не душегуб какой. – Он посмотрел на меня отечески, достал из кармана штанов медную, слегка позеленевшую табакерку, ухоженными, по‑детски пухлыми пальцами прихватил щепотку табака. – Гришка, подь сюды! – стряхивая крошки с белого кителя, гаркнул он парню с ящиком, который тут же вынырнул из толпы. – Присмотри за новеньким, покажи, что к чему. Да смотрите не балуйте у меня! У губернаторского дома не шлындайте! Порядок соблюдайте! Чтоб тише воды ниже травы! Всё понял, хвокусник?
– Понял, ваше благородие, – отрапортовал я уплывающему вниз по улице городовому.
– Здорóво! – Гришка деловито протянул мне чумазую руку.
– Здорóво, – вяло ответил я на рукопожатие.
Повисла пауза. Я почувствовал, как полыхнули мои щёки… Включились, как поворотники! Я никогда не умел общаться с незнакомыми людьми, а сейчас совсем растерялся. Гришка же чувствовал себя словно рыба в воде, а может, виду не подавал, что тоже тушуется, смотрел на меня внимательным, изучающим взглядом. Руку мою он не отпускал, крепко обхватил ладонь горячими сильными пальцами. Я чувствовал себя мобильником, подключённым к зарядному устройству, – через Гришкино рукопожатие в меня вливалось непривычное чувство раскованности и уверенности в себе.
– Серёга Шишкин, – улыбнулся я.
– Григорий Сковорода, – с достоинством ответил он и наконец отпустил мою руку.
– Сковорода – это фамилия такая? – я чуть не расхохотался.
– Точно! – От простодушной улыбки кончик его носа, похожего на нос осетра, вздёрнулся, а глаза превратились в узкие светящиеся щели. – Имя с фамилией мне от деда достались. Ох и дед у меня был – бондарь, золотые руки! Ростом аршин с шапкой, а подковы, как калачи, гнул. Вся округа его уважала.
В моей голове заработал «Гугл», закрутилось колёсико: «Бондарь? Бонд? Джеймс Бонд – секретный агент, что ли? Не… не подходит. Бон‑дарь? Может, звонарь? Нет, при чём тогда тут подковы? Кузнец, наверное… Хм, бон‑вдарь! Точно кузнец!»
– Он у тебя кузнец, что ли?
– Почему кузнец? Бондарь, говорю, – повысил голос Гришка, – ты что, тугой на ухо?
– Угу, – поддакнул я.
– Хотя и в кузне тоже был мастак. Какая ж бочка да без обруча…
– А при чём здесь бочка? – снова спросил я.
Гришка прищурился и заорал во весь голос:
– Как это при чём? Говорю же, дед бочки делал!
– Чего орёшь‑то? – я пожал плечами. – Так бы сразу и сказал, что бондарь…
Гришка небрежно кивнул:
– А ещё он у меня лодку мог смастерить или мачту, дом своими руками поставить. Меня научил дерево любить и со струментом обращаться. – Когда Гришка говорил про деда, глаза его озарялись тёплым светом.
– Мой дед тоже деревья любил. Он лесничим был. Жалко, что я его почти не помню. А что у тебя в ящике? Столярные инструменты? – выпалил я вдруг, в моей любопытной голове уже давно вертелся этот вопрос.
– Да нет. Щётки, вакса, ветошь – всё, что нужно для работы. Я обувных дел мастер, обувь чищу, – неохотно ответил мой новый знакомый.
Я посмотрел на грубые, начищенные до блеска Гришкины ботинки, а потом на его грязные руки:
– Так вот почему у тебя руки такие чёрные!
– Вакса аглицкая, не отмывается… Я аглицкой только самым дорогим клиентам чищу, а для кого попроще сам делаю из гуталина, печной сажи, яйца и пива. Слыхал про кузнецовскую чудо‑ваксу?
Я помотал головой.
– Этот тип на неё в кажном прошпекте рекламы даёт, – удивился моей неосведомлённости Гришка и добавил, усмехнувшись: – Так вот, эта его чудо‑вакса моей и в подмётки не годится…
Гришка шагал размеренно и чётко, с каким‑то неподвижным величием, поворачиваясь ко мне всем корпусом. Я маршировал рядом, невольно выпрямляя спину.
Из Гришкиного рассказа я понял, что он единственный на Покровке чистильщик обуви и служит при сапожной мастерской, которую держит его дядька, в паре кварталов отсюда. Половину выручки плюс стоимость ваксы он отдаёт хозяину, что останется – его.
Меня осенило: скульптура чистильщика обуви есть в конце современной Покровки. Я её гуглил. Правда, так и не понял, кого хотел изобразить автор: мальчика или женщину, – на этот счёт единого мнения в интернете не было.
Сначала городовой, теперь чистильщик – эпично… Хотя Гришка не очень похож на бронзовую копию. Разве что такой же худой и остроносый. Ростом чуть повыше меня. Но с женщиной его точно не спутаешь. Голубые глаза, мысль в них так и снуёт. Брови мохнатые, выгоревшие, близко расположенные друг к дружке. Он как будто хмурится, размышляя. Высокие азиатские скулы, соломенные волосы, а подбородок волевой, с ямочкой, прямо как у Наполеона. Одет в ситцевую, подпоясанную ремнём рубаху и бесформенные, заправленные в башмаки штаны. Сложенный пополам картуз аккуратно заткнут за пояс. Вот и весь Гришка.
Мы остановились у непримечательного двухэтажного здания с тремя арочными окнами посередине фасада и прямоугольным эркером[2] справа, под которым размещался вход. Вокруг витал головокружительный аромат колбасы.
Это же дом Костроминых, самое старое здание на Покровке, а в моём времени – Учебный театр! Я его без колонн и кафешек не сразу узнал.
На карнизе под окнами туда‑сюда сновала пара голубей. В полуметре притаился лохматый серый кот – он нетерпеливо перебирал лапами, готовясь к прыжку.
– А что это ты руками размахивал, когда я с городовым разговаривал, знаки какие‑то странные подавал? – спросил я.
[1] А. С. Пушкин. Отрывки из путешествия Онегина. Е. Онегин в Нижнем Новгороде (из не вошедшего в поэму «Евгений Онегин»).
[2] Эркер – полукруглый, треугольный или многогранный остеклённый выступ в стене здания.
