Шишкин корень

– Хм, медведи даже у нас есть, давеча одного прямо в городе отловили, с ярманки сбежал. А тебе не свезло просто. У моего дядьки приятель есть, из ваших краёв, таёжник, кажный год к нам на ярманку приезжает, шкуры медвежьи везёт. Уходят на раз, по двадцать пять рублёв за штуку, он домой возвращается с полной мошной денег. Так‑то…

Запах колбасы становился всё нестерпимее. Я посмотрел на часы. Пятнадцать тридцать три. Ого, как время летит! А у меня с утра маковой росинки не было, я бы сейчас крокодила съел!

Перехватив мой тоскливый взгляд, Гришка как будто прочитал мои мысли и вдруг заботливо спросил:

– Есть хочешь?

– Хочу.

За домом Костроминых мы нырнули во внутренний мощённый булыжником двор и оказались на Мытном рынке, или, как выразился Гришка, на Мытном дворе.

В моём времени никакого рынка здесь не было. Так… заброшенная площадка в подворотне и несколько открытых лотков с фруктами и овощами. Если бы не обшарпанная вывеска «Мытный рынок», я бы и эту арку на Покровке не заметил.

Но название мне сразу показалось странным. Поначалу я пропустил в первом слове букву «н» и прочитал как «Мытый». Долго мучался вопросом, почему рынок назвали именно так. То ли он когда‑то был очень чистым, то ли торговали там мылом и всякими такими товарами. Стал рыться в интернете и понял, что ошибся. А произошло слово «мытный» от «мыт» или «мыто», что означало «торговая пошлина». Раньше она взималась с проезжих купцов, провозивших товары, а сборщики мыта назывались мытниками. Я вычитал, что в семнадцатом веке рядом с этим местом располагался Верхний базар, а по соседству с ним – таможенная изба, или Мытный двор.

В девятнадцатом веке здесь по всему периметру расположенных прямоугольником зданий кипела торговля. Справа от входа, в первых этажах кирпичных построек, разместилось несколько торговых лавок, объединённых общим навесом. Слева раскинулся основательный двухэтажный корпус с просторным крыльцом, предназначенный для мясной и рыбной торговли. Поперёк двора тянулась деревянная постройка с двускатной крышей, разбитая на небольшие ларьки, двери которых выходили в сторону Покровки, а прилавки с овощами и фруктами – в сторону Алексеевской. Самые опрятные, отделённые друг от друга треугольными козырьками лавочки находились по центру, в первом этаже трёхэтажного свежевыбеленного дома.

Посреди залитого лужами двора стояла «колодезная» беседка, под которой ютилась запертая на замок полосатая будка. Возле будки кто‑то сложил промасленные законопаченные бочки.

Торговали в основном провизией. Под одним из навесов я заметил столы с крынками и горшками. У самого входа хлопотал мужик в лаптях, потёртом пиджачке и шапке‑колпаке, поправлял разложенные на земле плетёные короба и корзины.

Оглянувшись, я увидел дверь той самой колбасной, которая терзала меня запахами. С прилавков повсюду свисали душистые луковые и чесночные связки. Аромат копчёной колбасы смешивался со сладковатым запахом сырого мяса, шибающим в нос духом квашеной капусты и пряными нотками селёдки.

Двор гудел. Продавцы расхваливали товар или просто судачили. В сторонке бедно одетые бабы в тёмных платках разбирали порченый товар, куры кудахтали и резво клевали брошенные ими ошмётки. Около мясной лавки визгливо, словно бормашина, жужжал точильный станок. Напротив двери с вывеской «Живая рыба» я увидел деревянный навес с грубыми лавками, под которым стояли и сидели понурые, иногда босоногие люди.

– Зачем они здесь? – спросил я Гришку, он как раз остановился у водяной колонки.

– Мытная биржа. – Гришка закатал рукава, нажав на рычаг, по очереди сполоснул обе руки, подставил лицо ближе к струе, умылся, хлебнул ледяной воды. – Грузчики, плотники, столяры, кухарки, приказчики, прислуга… на работу нанимаются…

Напившись, Гришка прошёлся вдоль лавок, здороваясь и болтая с торговцами. У некоторых прилавков он останавливался и бойко торговался. Если цена устраивала – сияя, как медный пятак, распихивал купленный товар по карманам.

Я старался особо не отсвечивать, и без того все косились в мою сторону, молчал и внимательно считал Гришкины затраты. У худого седого старичка он купил две луковицы и две молодые морковки, отдал за всё две копейки и был очень доволен. У бойкого парня‑лоточника с кучерявым чубом, задорно выглядывающим из‑под битой фуражки, – три варёных яйца за пятак. В рыбной лавке Гришка долго приценивался к жирной блестящей селёдке, но отошёл без «улова», негромко обозвав «жи´лой» круглую краснощёкую тётку.

Мы вышли со стороны Алексеевской и заглянули в источающую душистый аромат булочную, где Гришка купил буханку чёрного хлеба за три копейки. От булочной повернули направо. Прошли мимо полицейского участка. Гришка сказал, что там можно найти Петровича, если он не в будке на Мытном.

На пересечении Алексеевской и Осыпной, известной мне в нашем веке как улица Пискунова, мы перешли дорогу и оказались у деревянной ограды сада, в центре которого блестел на солнце небольшой слегка запущенный пруд. Перескочив через заборчик, устроились прямо на траве в тени деревьев рядом с прилично обветшавшей беседкой в восточном стиле.

Пока я разглядывал ещё не исчезнувший Чёрный пруд и сад, на месте которых трудно представить современные строения, Гришка готовил, как он выразился, «трапезу». Достал из своего ящика флягу с водой, соль в бумажном кулёчке и перочинный нож, расстелил на траве большой замасленный лист бумаги, выложил на него яйца, покромсал хлеб. Потом ловко очистил луковицы и обстругал морковку.

– Давай подкрепляйся, я угощаю, – довольно пробубнил он, смачно откусывая от целой луковицы.

– Как ты это ешь? – сморщился я.

– Эх ты, барчук, от лука нос воротишь! Важен не обед, а привет! В хорошей компании и лук сладкий!

– Я сладкое не очень люблю, всё больше бигмак с латте из «Макдональдса» или тёмный бургер из KFC. Мать, конечно, ругается: говорит, фастфуд – это зло. Но я от него как‑то сразу добрею. – Я проглотил кусок хлеба и звонко хрустнул морковкой.

Гришка смотрел на меня непонимающе.

– А, ну да, забыл. Есть у нас такие… как там у вас?.. трактиры с готовой едой и непонятными названиями. В них очень вкусные бургеры. Это когда большую булку режут пополам и укладывают между половинками огромную котлету из говядины или курицы, добавляют сыр, соус, солёный огурец или помидор. Язык проглотишь!

– Я котлеты люблю, а ещё уху из стерляди аль осетра. Раньше отец рыбачил – бывало, и нас с братом брал побаловаться. Притащим рыбы всякой – где мелочь, а где покрупнее. Мамка ухи посадской наварит с толчённиками – одним духом можно пообедать, ложка стоит. – Гришка задумчиво постучал яйцом по ящику и принялся счищать скорлупу.

– С толчённиками? – переспросил я.

– Это кусочки теста с рыбной начинкою… ммм… за уши не оттащишь!

– У тебя брат есть? Старший? Здóрово! – Я сглотнул слюну и тоже принялся за яйцо.

– Старшой, Федька. Он у меня знаешь какой умный! Ремесленное училище закончил. Помощник механика.