Школа чернокнижников. Абсолютный артефакт
Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула, стараясь успокоиться. В конце концов, сложно даже придумать что‑то хуже, чем брак, который мне собираются навязать.
Вспомнились холодные потные пальцы, дряблые мокрые губы, прижавшиеся к моей руке, похотливый оценивающий взгляд старчески мутных глаз, ползущий по груди…
От отвращения едва не стошнило. И решение было принято.
Уеду в столицу на полуночном дилижансе! В большом городе легче затеряться, да и устроиться на работу проще. Я многое умею делать, а значит, не пропаду!
К тому же у меня есть магия. И мечты. Так пусть они сбудутся на полгода раньше!
Я глянула на чернильную темноту за окном, подошла к двери и прислушалась. В доме было так тихо, что звенело в ушах.
Перед сном Гресильда обычно выпивала пару бокалов вина. Однако «от нервов» она могла приговорить и полбутыли. Скорее всего, тетка уже спала, так что до утра меня не хватится. А когда станет ясно, что произошло, я уже буду далеко отсюда.
Придвинув стул к двери, я подперла его спинкой ручку. Так, на всякий случай. Вдруг кому‑то вздумается навестить меня посреди ночи? Немного подергала – стул скрежетал, но не сдавался, дверь не открывалась. Отлично! Пусть Гресильда думает, что неблагодарная сиротка забаррикадировалась в комнате и не хочет разговаривать. Надолго, конечно, это ее не задержит, но чем позже она обнаружит, что в комнате никого нет, тем лучше.
Сборы не заняли много времени.
Я надела пальто, переобулась в уличные туфли, вытащила из‑под кровати свою заветную шкатулочку. Несколько медных монет сунула в карман и осторожно достала тоненькое колечко и сережки – все, что осталось от матери.
С тех пор, как ее не стало, я их ни разу не надевала. Была уверена: жадная Гресильда найдет повод отобрать у меня даже эти скромные украшения.
Сережки вдела в уши, колечко нацепила на палец.
Конечно, не очень разумно светить драгоценностями, пусть и недорогими. Но если положу в карман… Вдруг потеряю?
Распахнув окно, я высунулась наружу и огляделась. Свет в доме нигде не горел.
Пора!
Хорошо, что тетка поселила меня в комнате для прислуги! Тесная комнатка на первом этаже неподалеку от кухни показалась ей вполне подходящим местом для сиротки‑нахлебницы. Хозяйские и гостевые спальни располагались на втором, и хоть все они, кроме теткиной и дядиной, пустовали, Гресильда не захотела пускать туда бедную родственницу.
Раньше было немного обидно, но теперь я понимала, как удачно все сложилось! Живи я на втором этаже, сбежать было бы куда труднее.
Я с легкостью забралась на подоконник, спрыгнула вниз и аккуратно притворила створки окна, чтоб садовник с утра пораньше не поднял шум. Прячась между кустами, незаметно пробралась через сад, выскользнула за ворота и припустила по дороге.
Часы на центральной площади показывали без четверти полночь. Я охнула и помчалась еще быстрее.
Станция находилась на самой окраине нашего городка, а многоместный экипаж в столицу отправлялся ровно в полночь. Не успею – и весь мой план полетит к демонам!
Дождь хлестал по лицу, но я его почти не замечала, бежала со всех ног, спотыкаясь и едва не падая.
Я успела в самый последний момент. Возница уже закончил собирать деньги с пассажиров, залез на облучок и расправлял вожжи.
– И меня, меня возьмите! – звонко крикнула я и замахала руками, чтобы меня точно заметили.
Возница придержал лошадей и смерил меня недоверчивым взглядом:
– Не слишком ли вы молоды, сирра, чтобы путешествовать в одиночку?
Ох ты ж, нашелся внимательный!
– Тетушка заболела… при смерти лежит, – с ходу придумала я.
Вообще‑то это дурная примета – говорить о здоровом, что он болен. Я отчетливо представила себе, как бледная Гресильда лежит в постели, а лекари только разводят руками. Ну и пусть, не жалко ни капли!
– Матушка с батюшкой поехать не могут, заняты в лавке с утра до вечера, а ей одной теперь никак, – я смотрела на возницу жалобно‑жалобно.
Но надеялась не столько на его сострадание, сколько на вполне понятное желание продать еще один билетик.
– И что, даже проводить не пришли? – он задумчиво жевал ус.
– Ночь уже поздняя, а им на рассвете вставать. Я просила, чтоб не провожали. Им и так нелегко придется: меня‑то не будет. Так что, считай, одних рабочих рук нет.
Возница кивнул уважительно. Похоже, моя история ему понравилась.
– Деньги хоть есть?
Волнуясь, я достала монетки. Мне никто никогда не говорил, сколько стоит проезд до столицы. А вдруг моих жалких сбережений не хватит?
Возница отсчитал себе примерно половину. Я с облегчением выдохнула и забралась в экипаж. Пассажиров оказалось немного. Я забилась в дальний угол, надвинула капюшон на лицо, сунула руку в карман и, сжав оставшиеся монетки в кулаке, счастливо улыбнулась: будет на что в столице хлеба купить да за ночлег заплатить, пока работу не найду…
На худой конец, продам колечко и сережки – этого хватит на первое время. Даже думать не хотелось о том, чтобы расстаться с единственной памятью о покойной матушке, но что поделать…
Сиденья в дилижансе были жесткими, сквозь щели в окошках дуло, повсюду гулял сквозняк. Но я как‑то незаметно согрелась и задремала.
В город мы прибыли уже далеко за полдень.
Многоместный экипаж тащился так медленно, что иногда мне казалось, что пешком дойти было бы быстрее. Нас то и дело обгоняли магические повозки. Быстрые, легкие, они неслись, как птицы. Вот бы прокатиться в такой хоть раз…
Наконец экипаж остановился, и возница громко объявил:
– Станция! Приехали! Все выходим! Вещи не забываем!
Я спрыгнула с откидной подножки на мостовую и ахнула.
Залитый солнцем город был словно наполнен светом, простором и воздухом. Широкие, мощеные светлым камнем улицы, вдоль них – светлые, почти белые дома, что стремились ввысь, пронзая острыми шпилями башен ярко‑синее небо.
Высотой в несколько домов, они не выглядели массивными или громоздкими. Наоборот, казались легкими, невесомыми, словно готовились вот‑вот взлететь, поблескивая стеклами больших окон.
Сияли огромные витрины, мимо бесшумно пролетали магические повозки. Обычных дилижансов практически не было. Разве что у станции, такой же светлой, просторной, как и все вокруг, толпились повозки разных размеров и расцветок, запряженные лошадьми.
