Сильнее ветра
– Присаживайся. – Эйден гостеприимно указал на один из диванов и, схватив поверх стопки тот самый неприличный журнал, сел на второй. – А предыдущие хозяева были со вкусом, – дразняще протянул он, демонстрируя мне первый разворот.
Там красовалась блондинка с длинными волосами и огромными сиськами. Её купальник даже сложно было назвать купальником: какие‑то тонкие верёвки, еле прикрывающие интимные части тела. На плечи была накинута кожаная потёртая куртка, а широкая белоснежная улыбка выглядела такой же неестественной, как и её надутые шары. Какого они размера вообще? Десятого? Эйдену нравилось такое? Я сложила руки на груди, пытаясь сдержать собственную нервозность, вызванную стыдом за неимение тех самых форм, от которых большинство парней сходило с ума. Как бы странно это не звучало, я искренне боялась, что у меня никогда не будет нормального размера груди.
Не обращая внимания на отсутствие ответа с моей стороны и вызывающий взгляд из‑под нахмуренных бровей, он пролистал ещё несколько страниц вперёд и, потеряв интерес, откинул журнал в сторону.
– Итак. – Лениво развалившись на диване, он посмотрел мне в глаза. – Продолжим игру?
Сверху раздался грохот, а затем оглушительный треск, и я от испуга чуть не подскочила с дивана, в последний момент с трудом сумев совладать с собственными инстинктами. Ещё подумает, что я трусиха. Хотя, что тут думать? Всё максимально прозрачно. Как стекло. Самое тонкое и натёртое до блеска.
Лицо Эйдена потеряло всю шутливость.
– Боишься?
– Немного.
Лгунья. Сама не понимала, почему, живя в одной из стран с самым большим количеством подобных явлений, я продолжала трястись, как в первый раз.
Будь сейчас на месте Эйдена Стеф, я бы утопила её в слезах. Но Эйден не Стеф, и реветь при нём я не собиралась. По его виду вообще не скажешь, что его как‑то заботило то, что происходит снаружи.
– Ты когда‑нибудь целовалась?
ЧТО?! Мои глаза буквально вылезли на лоб. Нет. Они покинули лицо, а затем планету.
– Что?!
– Ты когда‑нибудь целовалась? – буднично повторил он, словно спрашивал сделала ли я домашку.
Я забыла про всё вокруг. Про ураган, про проблемы с родителями, про идиотский торт. После его вопроса в голове воцарилась полная тишина. Дрожь прошла, и я даже перестала моргать, смотря на наглого пацана с наглыми вопросами. Он так дерзко улыбался мне в ответ, что я вспыхнула и залилась краской до самых пяток. По ощущениям горели даже мизинцы.
Какие поцелуи? Вряд ли к поцелую можно отнести тот убогий случай, который я старалась тщательно выскрести из памяти: я, Дин, школьный шкафчик, и слюнявый чужой язык, активно пытающийся выяснить точное количество пломб у меня во рту. Он постоянно принимал моё «нет» за «да», и я уже не знала на каком из трёх языков ему сказать, чтобы он наконец понял точное значение этого простого слова.
– А разве сейчас твоя очередь?! – резко вспомнив, что так и не задала свой вопрос из‑за вписавшегося в окно столика, возмутилась я.
– Подловила, – нехотя протянул он. – Но уже поздно. Придётся ответить. Потом задашь два.
– Я не буду отвечать! – гордо задрав подбородок, опротестовала я. – Это личное.
– Ты играешь нечестно… Мили.
Я стрельнула в него убийственным взглядом. Это я нечестно?! И тут же следующая мысль: «Как он меня назвал?!».
– Что ещё за Мили?
– Эмили слишком длинно, я решил сократить.
Он совсем обнаглел.
– На одну букву?
– Но сократил же. Так, что? Целовалась?
Мы пристально смотрели друг другу в глаза. Мне было мучительно сложно открыть рот и вообще издать хоть один звук. Но это всего лишь безобидная игра, и мне не хотелось обманывать его вновь.
– Нет, – с непосильным трудом выдавила я, словно признавалась в самых страшных народных грехах. Горели уже не то, что мизинцы, горела печень, селезёнка и левая почка.
Карла любила пошутить на тему, связанную с моей девственной смертью в окружении так и не познавших удовольствия монахинь. Мои одноклассницы постоянно шушукались о парнях. Кто‑то встречался, кто‑то просто зажимался по углам. Стеф уже целовалась с двумя мальчишками из нашей школы!
А у меня никто ни разу не вызвал желания обменяться слюной. Даже я сама находила отсутствие этого желания странным. Подруга однажды решилась спросить, нравится ли она мне… в этом плане. А услышав мой твёрдый отрицательный ответ, ещё час убеждала, что любит меня любой. Мы тогда впервые сильно поругались, потому что она отказывалась слышать и принимать тот факт, что я полностью гетеросексуальна.
Тишина затягивалась, и в моей голове сам по себе вдруг родился вопрос: «А он целовался?». И скорее всего, кто‑то невидимый нарисовал этот вопрос прямо у меня на лбу. Потому что другого объяснения тому, что он так открыто растянул губы в широкой, игриво‑дразнящей улыбке, обнажая при этом идеальный ряд белоснежных зубов, я найти не могла.
– Теперь твой черед, – напомнил он об игре.
Я ненормальная, потому что эти три слова прозвучали для меня, как призыв к действию: «Давай, спроси! И если захочешь, мы попробуем прямо здесь и сейчас».
Господи, боже мой! Я готова была взвыть от того, что в черепной коробке прочно засел вопрос о поцелуях с Эйденом. Учитывая, какое внимание он привлёк на моём дне рождения, я готова была поспорить на собственную девственность, что он далеко не невинный мальчик. Нет, с девственностью я перегнула. Кто вообще на такое согласится поспорить? Если только Карла. Хотя, как можно поспорить на то, чего нет?
Скорее всего, он уже не только целовался. Но спросить о таком я не решусь и под дулом пистолета.
Наверное, мы бы так и сидели, молча пялясь друг на друга, если бы не очередной грохот, от которого я подпрыгнула вверх и автоматически разорвала этот порочный круг гляделок.
– Не бойся, – попытался успокоить меня игрок‑мошенник. – Это всего лишь ветер.
Пришлось признать, что вопрос о поцелуях был более действенным способом отвлечения.
– Это не просто ветер, Эйден. Это разрушительной силы природное явление.
Ну мне только осталось достать указку и с важным видом взмахнуть ей перед школьным глобусом. Сейчас я была согласна со Стеф. Умничать по поводу и без – моя раздражающая черта характера.
– Разрушительной силы?
– Да.
– Думаю, есть вещи гораздо страшнее, сильнее.
– И что, по‑твоему, может быть сильнее ветра? – Я скептически выгнула бровь, смотря на рассуждающего о природной стихии очень привлекательного парня.
Он склонил голову вбок и, задумчиво рассматривая меня в ответ, тихо сказал:
