Сиротка в академии перевёртышей. Он под запретом

– Прошу прощения, мисс, – Марна потупилась в ответ, исполнив лёгкий книксен. – Просто… я служу у господина очень давно и была камеристкой леди Сомерсет – матери юного господина. Но… я также помню и вашу… мать.

– Вот как? – оживилась я, садясь на постели удобнее и поджимая под себя ноги. – Но вы выглядите довольно молодо, как вы могли её застать?

На губах женщины впервые обозначилась скупая улыбка.

– Перевёртыши живут дольше обычных людей и стареют медленнее.

– О‑о… – мой рот приоткрылся от изумления, а глаза стали значительно шире. – Так вы тоже оборотень?

– Полукровка, – кивнула Марна и подала мне халат из тончайшего синего шёлка. – Ваша мать, мисс Элизабет, пришла в этот дом, когда скончалась леди Сомерсет. Юному господину тогда был всего год отроду. Конечно, он ничего не помнит… – она подавила вздох, собираясь с мыслями.

Наверное, размышляла, как много можно мне рассказать, а я готова была впитать в себя информацию, словно новенькая губка. Очень хотелось узнать о женщине, что спрятала меня в другом мире, понять, какие обстоятельства разлучили её с отцом, что заставило бежать. Хотя, учитывая характер Сомерсета, этому можно не удивляться.

– Маргарет показалась мне тихой и скромной девушкой, но… на деле она оказалась алчной обманщицей, которая ещё и любовника имела. А господина Сомерсета хотела женить на себе, ради выгоды. Когда обман вскрылся, на свет уже появились вы, но… чтобы избежать гнева господина Сомерсета, ваша мать сбежала, прихватив вас с собой… А ведь господин мечтал о дочери и… Да, он бы выгнал Маргарет, но вас бы оставил.

– Может… эта женщина просто желала меня защитить? – неуверенно предположила я.

Отца я уже успела узнать, и он мне не нравился. Но маленькая девочка в глубине подсознания ещё хотела верить, что у неё была хорошая мать.

– От чего? – скептически поинтересовалась камеристка. – Господин Сомерсет не причинил бы вам вреда.

«Не очень‑то похоже…» – подумала я про себя, но спорить не стала. Как и верить Марне на слово. Она может знать только часть правды, видеть верхушку айсберга.

… во мне взыграло любопытство, придавая сил. Захотелось узнать, что же случилось на самом деле. Докопаться до истины. Узнать, где моя мать сейчас, жива ли она вообще?

Бодро подскочив с кровати, я хлопнула в ладони.

– Что ж, давай приступим! Учи меня всему, что мне пригодится, Марна, – я упёрла руки в бока, улыбнувшись. – Как обращаться к другим в этом мире, как вести себя в обществе… у нас больше трёх часов на сборы, что‑то да усвою.

– Правда? – обескураженно спросила она.

– Ну, конечно, – улыбнулась я воодушевлённо и поспешила закутаться в халат.

– Тогда… начнём с водных процедур, – благосклонно произнесла камеристка и повела меня в ванную комнату.

Следующие три часа меня учили пользоваться местными средствами гигиены, правильно заплетать волосы, давали краткие уроки этикета. Марна рассказала о моде, какие наряды принято носить девушкам моего возраста, какая цветовая гамма предпочтительнее.

Я кивала и внимательно слушала, словно примерная ученица пансиона благородных девиц. За столом меня научили пользоваться приборами, рассказали, какие блюда подаются первыми, как следует себя вести в разговоре со старшими.

Само собой, я не собиралась подчиняться воле так называемого отца и слепо следовать его указаниям, а просто хотела притупить его бдительность, чтобы иметь больше простора для манёвра. Ещё не хватало, чтобы он приставил ко мне охрану или… реально надел тот подчиняющий артефакт. Мне достаточно и «заботы» братца.

Стоя перед овальным ростовым зеркалом и любуясь своим, не побоюсь этого слова, шикарным отражением, я дала себе обещание, что не стану цеплять Райана и доставлять ему проблем. Он ведь действительно не обязан меня любить или помогать. А быть придурком не запрещено законом. Этих установок хватило на десять минут. Стоило нам столкнуться в коридоре, когда карету подали к воротам особняка, как я не удержалась от шпильки:

– И как тебе моё платье? Примерил?

Надо сказать, братец тоже выглядел великолепно в шитом по фигуре синем костюме и с собранными в тугой высокий хвост волосами.

– Ах ты… – рыкнул он, но вдруг замер, вцепившись в моё лицо пронзительным взглядом. Скользнул ниже, по лифу сиреневого платья, и шумно сглотнул. На точёном лице угрожающе дрогнули желваки. – Что за тряпки на тебе?

– Твой отец озаботился, – хмыкнула я беспечно, пройдясь ладонями по бокам. – А что? Тоже себе такие хочешь?

Парень сжал руки в кулаки и… промчался мимо меня, чуть ли не дымясь от негодования. И чего такой нервный, спрашивается?

Хранитель уложил мои чемоданы и подал руку, чтобы помочь мне забраться в карету.

– Вы превосходно выглядите, мисс Элизабет, – дружелюбно улыбнулся он.

– Спасибо, Блэйз. Вы единственный, кто тут не питает ко мне ненависти и относится хорошо, я не забуду вашей доброты.

Мужчина никак не отреагировал, кивнул и поспешил захлопнуть дверцу.

… напротив меня сидел мрачный братец. В полумраке его кошачьи глаза сияли янтарным светом. Так необычно…

– Послушай, – утомлённо потерев пальцами переносицу, произнёс он. – В академии всем плевать, что ты из другого мира. Да и имя рода не всех остановит. Не нарывайся. Держи язык за зубами. Защищайся, если кто тронет. Там свои правила. Правила перевёртышей. Поняла?

– Предельно, – улыбнулась я фальшиво. – А что за правила такие? Какие‑то особенные?

Райан растёр лицо ладонями и взглянул так, словно я самая большая проблема в мире. Впрочем, для него точно.

– Перевёртыши повинуются инстинктам и защищают свою территорию, как настоящие животные, держатся поодиночке, а в стаи сбиваются только ради выживания и достижения целей. Никто не станет с тобой водить дружбу просто так, помни об этом всегда. Чтобы выжить в нашем мире, нужно быть сильным. Ты сможешь? Сможешь быть сильной? Иначе тебя разорвут стервятники…

Вдоль позвоночника пробежал мороз. Божечки, куда это меня везут? Не академия, а какой‑то заповедник для душевнобольных животных.

 

/Райан/

– Ты… прирождённый оратор, – выдала эта заноза, растянув губы в кривой усмешке. – Более вдохновляющей речи мне ещё слушать не приходилось, – и щёлкнула пальцами перед своим ехидным лицом.

Бесила жутко. Просто своим присутствием, но в первую очередь запахом. Я вполне понимал её попытки огрызнуться на каждое слово, ершистость. В такой ситуации не то, что язвить, кусаться начнёшь. В конце концов, мой отец далеко не милый родитель. Но любые зачатки сочувствия, понимания и сопереживания таяли из‑за запаха Элизабет, хотя сама она предпочитает называть себя Елизаветой. Слабый, еле уловимый, его тонкий шлейф будто преследовал, дразнил, манил втянуть в себя все ноты аромата, разобрать его на составляющие, смакуя каждый по отдельности. Это ненормально. Это ужасно. Контроль – то, чему учат каждого перевёртыша с малых лет. И я лишаюсь его из‑за Елизаветы. А она ещё и язвит при каждом удобном случае. Заноза.

– Я только начал, – осклабился в ответ на её выпад. – Но раз оратор я потрясающий, слушай и запоминай.