Смерть за добрые дела

Феликса отказ только раззадорил. Мгновенно забыл про «Классическую симфонию». Умчался. Через час явился снова – с охапкой лилий.

Вручил букет. Уверенно предложил:

– По бокалу шампанского?

– Спасибо. Я не пью.

– Тогда кофе? Здесь есть рядом очень милое заведение.

– Нет‑нет. Не сегодня.

Он посмотрел озадаченно.

Надя сочла своим долгом вмешаться:

– «Не сегодня» – это для Юли огромный прогресс. Обычно она просто всех посылает.

– Тогда я обнадежен, – широко улыбнулся Феликс.

Первое свидание у пары так и прошло – за библиотечным столом. Посередине букет из лилий (вазу пожертвовала Надя). Юля с книгой. А Феликс даже не притворяется, что читает, – откровенно глазеет.

Теперь помощник ректора ежедневно являлся в историко‑архивную. Приносил цветы. Пирожные (обычно доставались Наде). Строгие краски Юлиного лица с каждым днем становились ярче. Дикарка училась кокетничать и слать манящие улыбки. Великолепный Феликс больше не пытался обаять весь мир и сосредоточился исключительно на своей богине.

Даже известная вздорным нравом начальница зала признавала:

– Обычно чужому счастью завидуешь, а на них смотришь, и душа радуется.

Феликс не смог вовлечь Юлию в любимый им вихрь светской жизни. Иногда сподвигал разве что на кофейню или поход в театр. В основном рядышком в читальном зале сидели. Она делала вид, что вся в своих книгах, но украдкой поглядывала. А он откровенно глаз не сводил.

Любая бы современная пара дождалась максимум третьего дринка – и в койку, благо оба семьями не обременены. Но Юлия честно призналась Наде:

– Ты не думай, я не настолько несовременная, чтобы только в брачную ночь… Но мне очень страшно… что потом просто все кончится.

Митрофанова тоже опасалась: вертопрах (как называла его начальница) получит свое и бросит бедняжку.

Явно же: и молодые балеринки, и зрелые гранд‑дамы в очереди к нему стоят. А покорить неприступную Юлю – что‑то новое. Челлендж.

Добавит в коллекцию и убежит новых приключений искать? Или все‑таки тут любовь?

Когда Юлия наконец уступила, Митрофанова поняла сразу. По довольной, сытой улыбке балеруна. По ее теперь постоянно взволнованному лицу. Юля потеряла единственный, как она считала, рычаг влияния и теперь боялась. Откровенно боялась.

Как можно изучать психологию и настолько не уметь строить собственную личную жизнь?

– Цену себе набивай. С другими кокетничай. Держи его в тонусе! – советовала Митрофанова.

Но влюбленная только глазами хлопала:

– Мне никто, кроме него, не нужен. А притворяться я не могу.

Поначалу идиллия длилась. Феликс давно закончил свои научные изыскания, но в историко‑архивную библиотеку продолжал наведываться. Иногда просто Юлию у входа встречал, но часто поднимался в зал. Садился рядом. Вроде как просматривал театральные журналы, а сам то и дело поглядывал на мисс Совершенство.

Но последние несколько дней блестящий повеса в окрестностях историко‑архивной не появлялся. А сегодня несчастная в одной легкой кофте на подоконнике. Рыдает. И явно готова спрыгнуть в промозглую осеннюю черноту.

– Юлька, – тихо велела Надя. – А ну быстро обратно!

Та и не подумала. Даже головы не повернула.

Блин. Подоконник скользкий.

А когда Митрофанова подошла поближе, хрипло каркнула:

– Отойди, я сказала!

Надя психологию не учила, но и без того понятно: потенциальная самоубийца. Надо, наверно, сказать, что все будет хорошо?

Но вместо правильных слов ляпнула:

– Если грохнешься, меня уволят.

А Юлька проклятая даже руками за подоконник не держится.

Надя повысила голос:

– Свински себя ведешь. Зачем других‑то подставлять? Хочешь сдохнуть – иди домой, там и прыгай!

Красавица обернула к ней зареванное лицо. Простонала:

– На‑адя! Феликс меня бросил!

– Так и сказал, что уходит?

– Нет! Просто исчез – и все!

– Так, может, что‑то случилось с ним?

– Говорю тебе, бросил! Я знаю, я его видела! С другой!

– Где?

– В Главном театре. В ложе администрации. Они рядом сидели.

– И только‑то?

– Да там все понятно! Он ее лапал, а она только рада! Променял меня! На эту фальшивую куклу!

– А как ты вообще узнала, что он в театре?

Всхлипнула:

– Я их отследила. У подъезда его стояла… с самого утра. А в пять вечера они оттуда уже вдвоем вышли. Значит, эта тварь у него всю ночь была!

– И что дальше?

– Они сели в машину. А я такси поймала. Ехала следом – до Главного театра. Они через служебный вход вошли, я билет с рук купила. Ну и увидела, как обнимаются – в ложе, у всех на глазах. Мне больше нет смысла жить!

– Господи, какая ты дура!

– Она красивая, богатая, раскованная! Я в сравнении с ней полный ноль!

– Никого красивее тебя в Москве нет, – твердо сказала Надя. И попросила: – Влезь, пожалуйста, обратно. Я не могу разговаривать, когда ты ко мне спиной.

– Да не о чем говорить, – отозвалась та безнадежно. – И жить мне незачем.

– Я могу тебе помочь, – решительно произнесла Митрофанова.

– Как? – спросила без надежды.

– Могу. Слезь с подоконника и выслушай.

Молчит.