Смертельный звонок
– Продолжение будет?
– Будет, хотя не факт. Плохое повторяется, вот хорошие события – они, бывает, не походят друг на друга.
Мария потребовала:
– Все, закончили с банальщиной! Или я лично сейчас внесу разнообразие в историю криминалистики.
С немалой долей мечтательности возвела глаза, проговорила, точно пробуя слова на вкус:
– Супруга‑актриса в состоянии аффекта наносит тяжкие телесные мужу‑важняку… А между прочим, так‑с! Что‑то в этом есть…
– Мотив? – поинтересовался Гуров.
Поразмыслив, супруга признала, что с этим у нее всегда туго.
– И не только у тебя.
– Оставим скучное, – предписала она, – может, и просто так, без причин.
– Такого не бывает.
– И пусть. Но видишь, тебя зацепило! – победоносно констатировала Мария. – Вот, начинаешь размышлять и сомневаться.
Лев Иванович деликатно заметил:
– Я в любом случае должен сомневаться и размышлять. Профессия такая.
– Значит, сто́ящая идея! А вот это, – вновь обличающий перст в злосчастную брошюрку, – не порождает ничего, кроме желания размять и пристроить в общественную уборную.
– Ну так возьми и придай пустоте смысл, – улыбнулся супруг, – тебе не привыкать. К тому ж и с жизненным опытом не поспоришь, даже заманчиво: первоначально все кажется предельно ясным, банальным, а на поверку выливается в неслабый такой компот.
– Нередко то, – с сомнением протянула Мария, но по выразительному лицу ясно было, что идея ее зацепила, – что кажется самоочевидным, имеет причины глубокие и такие серьезные, что…
– Нда‑а‑а…
И вновь после паузы Мария решила напомнить о себе:
– «Нд‑а‑а», и что? Что стрясется‑то?
Муж отозвался, по‑прежнему покладисто:
– Если будешь слушать, то стрясется. Что хочешь, то и будет. Или ничего, переживания, разочарования и гнев, или история о том, как банальщина показывает свои толстые замшелые корни в виде мандрагор. Есть желание?
И, получив заверение, что время потрясающих историй таки настало, начал так:
– При некоторых обстоятельствах звонит мне Сергей Зубков, участковый с поселка Мокша. Помнишь его?
– Как же, на редкость понятливый и милый мент‑шофер, такой голубоглазый блондинчик, с щербинкой.
– Понятливый – потому что немедленно тебя узнал и выпросил автограф, а милый – потому что тотчас принялся мести перед тобой хвостом? – уточнил Гуров.
Она скорчила гримаску.
– Он самый, – подтвердил муж, улыбнувшись, – да, к тому времени он снова стал участковым. Уж куда делся предыдущий, мне неведомо, но рискну предположить, что послал все и вся к чертям и ушел в управдомы. Или в укротителя змей и крыс, что более возможно.
Мария потерла ручки:
– Погоди, погоди, Лева. Сдается мне, прямо сейчас будет правда жизни?
– Обжигающая, – пообещал Гуров, – дистиллированная.
– Скучно, должно быть?
Подумав, Лев Иванович признал, что вряд ли.
Хотя…
Глава 1
– Итак, мы со Станиславом Васильевичем в поте лиц трудимся на месте происшествия. Крошечный городок, скорее даже поселок, потрясенный до фундаментов. Оцепление, расстроенные граждане, пожарные и газовщики. Кое‑где зарождаются очаги негодования, это и понятно – ведь не приграничные территории, не Кремль и даже не Москва‑Сити, и поди ж ты, рвануло среди бела дня.
– Даже так.
– Именно. В общем, идет нормальная работа. И тут мне на телефон поступает звонок со знакомого номера…
…Поселок городского типа Мокша (год основания – 1900‑й) со времени окончания строительства железной дороги прозывается по одноименной станции означенной дороги, та, в свою очередь, – от имени соответствующей речки.
Две тысячи восемьсот человек населения, узловая платформа, канал Москва – Волга. Две фабрики. Поскольку угораздило приезжих бусурман – немецких фабрикантов основать производство на Клинско‑Дмитровской гряде, теперь поселок представляет собой сплошные горы. И в этой связи тоже проста, незамысловата тут жизнь человека: с утра под горку бодро – на работу, вечером, не без труда – в горку с работы.
Неестественная ситуация, вообще‑то положено наоборот. Поэтому немалой популярностью пользуются небольшие заведения, реализующие подкрепляющие напитки. Их много, они разнообразны: и официальные разливайки, и те, что стыдливо прикрываются вывеской «кофе с собой», и частные шланбои самогонщиков, и, разумеется, стандартные магазины «у дома» с реализацией спиртного в любое время дня и ночи.
Обилие точек с горячительным обуславливает размеренность и патриархальность труда поселкового участкового, совмещающего в себе функции сомелье (иначе как расценить ценные рекомендации наподобие: «не стоит, Иваныч, сегодня тебе водочку на пивко укладывать»), и психолога («понимаю, непросто, но не повод же лупить монтировкой по окнам»), и медиатора («а теперь дружно ручки горе и разошлись по домам, иначе сделаю несчастье») и кого угодно.
Весь день имеет место спокойная, неторопливая работа, обходы и купирование стихийно образовавшихся казусов. Их, как правило, немного. С утра те, что возвращаются с ночных смен – с Шереметьево или со складов, – шалить не настроены, им бы доползти до кроватей и рухнуть. К вечеру же, особенно по пятницам, народ активизируется.
Дни выдаются иной раз насыщенные, особенно в теплое время, когда тянет на подвиги и походы. Но и тогда фронт работ предсказуемый: традиционная буза у магазина со спиртным, война и мир в отдельно взятой коммуналке, воспитательное внушение местному сопляку‑зацеперу. Вот лишь развращенные реалии вносят коррективы: все чаще приходится и участковому трещать по кустам, отлавливая знакомых закладчиков, делать тысяча первое китайское последнее предупреждение – и, натурально, отпускать.
Пока доскачешь с папочкой до лесополосы, где злодеи закладки распихивают – глядь, а там уж нет никого, а если и есть, то на руках пусто, что у курьеров, что у «клиентуры».