Ступа с навигатором

– Голос‑то его! – повторила я.

Марина вскочила.

– По версии полковника, я закачала некую программу, сама наболтала, а получилось, что полковник все произнес! А он о таком даже не думал.

Я обняла подругу.

– Надо поговорить с Леней. Может, Дегтярев заболел? Сейчас позову его сюда.

– Только тихо, чтобы никто не догадался, зачем эксперт нам нужен, – попросила подруга, – заварить тебе чаю? Пошли наверх.

Минут через десять Леонид оказался на втором этаже гостевого домика, выслушал запись и начал рассуждать вслух.

– Я не психиатр. Да, имею некоторое представление о диагностике, профилактике и лечении острых психических расстройств. Если человек быстро забыл, что говорил, то причины разные. Возможна начальная стадия болезни Альцгеймера. Но не могу поставить диагноз. Полковника следует показать специалисту.

Марина заморгала.

– Если Саша занедужил, никогда его не брошу. Пусть болтает, что хочет! А этот Альц… мейц таблетками забросаем.

Леня сделал глоток чая.

– Деменцию вылечить нельзя, она не насморк. Однако облегчить состояние, притормозить процесс возможно. Но самая большая проблема в том, что больные считают себя здоровыми. Привести такого человека к психиатру невероятно сложно. А зная полковника, уверен: он никогда к врачу не обратится.

– И что нам теперь делать? – растерялась Марина. – Кто лучший по этой проблеме?

Леня смутился и вынул телефон.

– Не моя тема. Сейчас попытаюсь узнать. Алло, Света, подскажи, к кому обратиться с подозрением на деменцию? Профессор Войлоковский? Сбрось его контакт. Да, понимаю, что не по ОМС, заплатят по полной программе. Он на дом выезжает? Отлично. Спасибо. Слышала?

Последнее слово адресовалось мне.

Я кивнула.

– Пригласим доктора, представим его Дегтяреву и всем остальным как приятеля Маневина. С Феликсом договорюсь.

– Бедный Сашенька, – заплакала Марина, – а я не жена, ехидна мерзкая! Обозлилась на несчастного! Ой как стыдно!

– Перестань посыпать голову пеплом, – велел Леня, – диагноза пока нет! И с деменцией можно прожить долго в относительно нормальном состоянии. Кузя мне написал: приехал кто‑то, сидит в офисе.

– Это Василий, – спохватилась я и побежала в гостевой дом.

 

Глава шестая

 

– Кто постоянно работает в усадьбе? – повторил мой вопрос мужчина. – Ответ: Василий. И еще Юрий, он стоит на воротах.

– Вы один на хозяйстве? – удивилась я.

Гость улыбнулся.

– Нет. Валерий Николаевич… ну… не доверял посторонним, говорил: «Сколько волка ни корми, а он всегда в лес смотрит. Из какого источника СМИ черпает грязь про селебрити и обеспеченных людей? Кто главный информатор о жизни известного человека? Тот, кто всегда рядом. Горничные, личный водитель, парикмахер. Если человек работает в доме, да еще вхож в личные помещения, он непременно узнает о членах семьи все. Те, кто служат на одном месте много лет, имеют высокие оклады, и хозяева часто помогают таким работникам. Устраивают в вузы их детей, оплачивают лечение, если оно, не дай бог, понадобилось, дарят машины, квартиры. А прислуга держит рот на замке, потому что понимает: ну разболтает она всякое‑разное телевидению, получит некую сумму. И что? Хозяева тут же выгонят болтуна, тот потеряет отличную зарплату, возможность обрести помощь. А вот если кого уволили за воровство, сплетни, скандалы с другими работниками или хозяйка поняла: горничная мужу, сыну понравилась, – и живо красавицу за ворота выставила, вот тут у бывшего слуги язык развяжется. Он не только про все известные ему домашние тайны выложит, но еще и приврет с три короба. Валерий Николаевич личную жизнь от чужих глаз берег. О нем в интернете только краткая биография. Родился, учился, женился. Есть супруга, трое детей. Все. Что же касаемо работы в усадьбе, то несколько раз в неделю приглашается бригада из агентства. Условия: поломойки всегда новые. Они приводят в порядок помещения. Я за ними слежу лично. Садовники весной‑летом так же работают, они тоже не на окладе. Ремонтники, те, кто обслуживает отопление, генератор, электрики и все прочие проводят раз в два‑три месяца проверку, тоже подвергаются ротации. Но в основной дом не входят, заглядывают лишь в технические помещения. Ни хозяев, ни их детей не видят. Шофера Валерий Николаевич не нанимал, сам за рулем всегда. Его машины на ТО я отгоняю, автопарк обслуживается в одном техцентре, но владельцев там никто не видит. Заберу авто, отъеду чуть‑чуть и проверю машину на наличие «жучков».

 

– Чего так боялся Зубарев? – удивилась я.

Василий пожал плечами.

– Валерий Николаевич не хотел стать пищей для так называемых журналистов.

– Работаете на постоянной основе, – напомнила я, – сколько лет служите у Зубаревых?

– Через пару лет исполнится двадцать, – улыбнулся Василий, – пока восемнадцать!

– Вам же тридцать пять? – удивилась я.

– Верно, – не стал спорить гость, – окончил школу и сразу к ним попал, высшее образование получил, когда уже стал управляющим. Я воспитывался в детском доме, никогда не видел своих родителей, имен отца‑матери не знаю. Много лет тому назад Валентина Львовна Суханова, заведующая домом малютки, нашла рано утром у входной двери картонный ящик. В нем лежал недавно рожденный младенец, завернутый в новые пеленки. Тот, кто меня подбросил, старательно замел следы. Тара не имела никаких надписей, а «одежда» прямо из магазина, но непонятно из какого. Самые обычные такие прямоугольные куски байки плюс марлевые подгузники. Когда мне исполнилось десять лет, спросил у Анны Константиновны, воспитательницы, есть ли у меня шанс найти родителей. Куприна ответила.

– Нет. В свое время пытались это сделать. Когда тебя Валентина Львовна нашла, то обратилась в полицию, там запросили сведения из роддомов. И оказалось, что в ту ночь ни в одном из них не появился на свет мальчик с твоим весом и ростом. Да и все новорожденные находились при своих мамочках. Доктор, который тебя осматривала, предположила, что роды проходили дома.